— Еще бы. Но, в конце концов, на дворе тысяча восемьсот девяносто первый год. Да и вообще, откуда бы тете Вирджинии все узнать? — Я улыбаюсь Соне в ответ.
— Если ты не расскажешь, так я тем более! — Она смеется и кивает гостям, которых набилась уже целая комната. — Ну что, надо бы и нам со всеми поздороваться?
Я обвожу взглядом комнату, высматривая кого-нибудь из знакомых. Глаза мои останавливаются на молодом человеке, стоящем близ элегантной винтовой лестницы.
— Идем, там Байрон.
Мы шагаем через комнату. Обрывки разговоров долетают до меня вместе с клубами табачного дыма. В воздухе висит густой аромат благовоний. Когда мы уже совсем близко от Байрона, в воздухе перед ним неожиданно появляются пять вращающихся по кругу яблок. Он же стоит, прикрыв глаза и опустив руки.
— Добрый вечер, Лия. Добрый вечер, Соня.
Здороваясь, он даже не открывает глаз. Яблоки так и продолжают виться в круговом танце. Я давным-давно уже перестала гадать, откуда он знает, что перед ним именно мы — хотя он чаще всего вот так и закрывает глаза, исполняя тот или иной салонный трюк.
— Добрый вечер, Байрон. Раз от разу все лучше, как я погляжу. — Я киваю на яблоки, хотя, разумеется, он моего жеста не видит.
— Что ж, это неизменно забавляет детей — и, конечно же, дам.
Молодой человек открывает глаза и в упор глядит на Соню. Яблоки одно за другим падают ему в руки. Выбрав самое красное и спелое, он галантным жестом протягивает его моей подруге.
Я поворачиваюсь к ней.
— Постой пока тут, хорошо? Попроси Байрона поделиться с тобой секретами его… гм… занимательного таланта, а я пока принесу нам пунша.
По блеску в глазах Сони видно: ей приятно общество этого джентльмена. А огонек в его глазах подсказывает, что чувство это взаимно.
Соня застенчиво улыбается.
— Ты уверена, что одна справишься?
— Абсолютно. Вернусь в два счета.
Я прохожу мимо блестящего рояля, что наигрывает негромкую мелодию, хотя никто не сидит за клавишами. Интересно, кто в этой бурлящей толпе столь даровитый пианист? Радужная волна энергии связывает клавиши слоновой кости и молодую даму, сидящую в сторонке на софе. Значит, играет именно она. Я улыбаюсь, не адресуя улыбки никому конкретно, просто радуясь собственной наблюдательности. Общество представляет столько возможностей шлифовать и оттачивать мои способности!
Добравшись до чаши с пуншем, я оборачиваюсь и гляжу на Соню и Байрона. Так и думала — парочка с головой ушла в беседу. Что ж, как настоящая подруга, я не стану возвращаться слишком быстро.
Покинув гостиную, я направляюсь на шум голосов, что доносится из какой-то темной комнаты. Дверь полуприкрыта, и, заглянув в щелочку, я вижу группку людей, обступивших круглый столик. Дженни Манн готовится проводить спиритический сеанс. Приятно видеть, ведь именно Соня помогала Дженни развить ее природные способности.
Дженни просит всех участников закрыть глаза, и я осторожно затворяю дверь, а сама прохожу к маленькому внутреннему дворику в дальнем конце здания. Протягиваю руку к двери, размышляя, не стоило ли накинуть плащ, как вдруг замечаю в зеркале на стене свое отражение. Нет-нет, я совсем не тщеславна — эта роль у нас издавна отведена Элис. Я всегда считала, что она куда красивей меня, пусть мы и близнецы, но сейчас, глядя на свое отражение, с трудом узнаю себя.
На лице, которое прежде казалось мне слишком круглым и неоформленным, прорезались аристократические скулы. Зеленые глаза, мамино наследство — лучшее, что во мне есть — приобрели необычайную яркость и выразительность, точно все страдания, победы и уверенность минувших месяцев упали в глубину зрачков, словно мерцающие самоцветы на дно родника. Даже волосы мои, некогда тускло-каштановые, теперь лучатся здоровьем и светом. Из темной громады здания Общества я выхожу в стылый ночной воздух, и сердце мое полно тайной радости.
Как я и думала, на дворе никого нет. Я спасаюсь тут всякий раз, как мы приезжаем в Общество на парадный ужин. Я все еще не привыкла к резкому запаху крепких духов и благовоний, какие предпочитают более рьяные волшебницы и спиритуалисты — и теперь жадно вдыхаю холодный воздух. Кислород живительной волной врывается в тело, в голове у меня проясняется. Я бреду вдоль каменной галереи, что вьется вокруг сада, возделываемого самой Элспет. Я-то сама в садоводстве никогда не блистала, но узнаю некоторые травы и кустарнички, которые показывала мне Элспет.
— Вам не страшно тут, во тьме? — раздается вдруг из тени чей-то глубокий голос.
Я выпрямляюсь, не в состоянии различить ни лица, ни фигуры человека, которому принадлежит этот голос.
— Нет. А вам?
Он негромко смеется. По телу разливается тепло — как от горячего вина.
— Нисколько. Собственно говоря, подчас я начинаю думать, что мне правильнее было бы бояться света.
Я возвращаюсь в настоящее, открываю ладони навстречу обволакивающей нас темноте.
— Если это правда, что же вы не покажетесь? Здесь света нет.