Я быстро пролистала рассказы, уходя от злой женщины и с удовольствием ощущая дуновение ветра от страниц. Где-то на середине книги обнаружилась щель, странная, как отсутствие зуба. Меня тянуло к ней каждый раз. Мне нравилось водить пальцем по этому месту, чувствуя, как рваные края прогибаются к корешку.
– Была ли здесь какая-то история? – спросила я.
– Она была не из лучших, – грустно пробормотал отец.
Я вопросительно посмотрела на него, но он только поцеловал меня в лоб.
– На сегодня достаточно, Эммелайн. Пришло время жаворонку лечь спать.
Я забралась на свой чердак, завернулась в одеяла и лежала там, думая о русалках, козах и матерях, пропавших страницах и ведьмах. А также об отцах, которые не говорят тебе всего, что ты хочешь знать. Но день был долгим, ящики – тяжелыми, а любовь моего отца была безусловной и неизменной. Я всегда ощущала это, поэтому больше не задавала вопросов. Может быть, все было бы по-другому, если бы я это сделала.
Аппарат
Еще более загадочным, чем русалки или козы, был аппарат моего отца. Раз в год он использовал его для изготовления новой ароматической бумаги. Я с нетерпением ждала, в течение долгих промежутков между этим действом чувствуя, как растет мое возбуждение. И вот отец отпирал кладовку, снимал с верхней полки машинку и разматывал длинный кусок мягкой серой ткани, защищавшей ее. Внутри была гладкая серебряная коробочка размером с половину буханки хлеба, с откидной крышкой, под которой находилась панель с бесчисленными крошечными отверстиями.
Отец поднимал аппарат, направлял его через всю комнату на дровяную печь и нажимал на черную кнопку сбоку. Я слышала шепот воздуха, проникающего в эти отверстия, как будто сама машина дышала, а затем серию щелчков. Наконец раздавались жужжание и свист, и из отверстия в основании аппарата медленно выкатывался бумажный квадрат.
– Дай мне понюхать, – просила я, врываясь в комнату прежде, чем бумага успевала попасть в бутылку.
Каждый раз надеясь на волшебство – новый мир, что-то такое, чего никогда раньше не ощущала, как запах ароматических бумаг в верхних рядах, – жадно вдыхала, взволнованная пышно раскрывшимся неизвестным цветком, загадкой непривычной пряности. А вдруг, думала я, это будет настолько неожиданный запах, что я смогу воспринять его только как цвет или ощущение? Шепчущий синий. Танцующий рыжий. Гнев. Радость.
Но каждый раз меня ожидало разочарование – новый бумажный квадрат не имел запаха.
– Почему он не пахнет? – огорчалась я.
Отец выглядел озадаченным.
– Он пахнет, – рассеянно возражал он, записывая серию цифр на обратной стороне листа, затем сворачивал его и засовывал в стеклянную бутылочку. Плотно запечатав расплавленным зеленым воском, он отправлял ее в пустой ящичек в одном из нижних рядов.
Это был неудовлетворительный ответ, но я не могла себе представить, что мой отец стал бы продолжать создавать ароматические бумажки, которые не работают. Так как же этот листок без запаха превращался в одно из тех фантастических творений? Я чувствовала, как красные восковые бутылки ждут, расположившись высоко, сверкающие и недосягаемые. Может, они рассыпают магию по рядам, своим соседством меняя других? Это казалось маловероятным. Может быть, новые были похожи на гусениц, которые принимали странные мягкие формы и исчезали в своих коконах только для того, чтобы появиться в ином обличии? Или, может, это был длительный процесс посадки, благодаря чему они росли, словно некий цветок, любящий темноту? Все было возможно.
Мне было десять лет, когда я решила обзавестись собственной ароматической бумагой, которую могла бы хранить и изучать. Но мой отец был бережлив и осторожен с машинкой. Один листок в год, напоминал он мне и всегда придерживался расписания, хотя много вечеров, глядя вниз со своего чердака, я наблюдала, как, склонившись над столом, он чистит ее, возясь с маленькими мерцающими деталями. Кому-то его поведение могло бы показаться маниакальным, но когда вы живете на острове, сами собираете или выращиваете пищу, добываете топливо и воду, когда погода может быть вашим другом или врагом, меняясь каждый день, – бережливость и осторожность кажутся просто здравым смыслом.
Поэтому забота отца о машинке не вызывала у меня вопросов; я только с растущим нетерпением ждала идеальной возможности исполнить свое желание. Осень начала свое медленное скольжение к зиме. В воздухе повеяло холодом. В такие дни отец обычно уходил в себя, как белка, забирающаяся в свое гнездо. И вот однажды утром, выглянув наружу, я увидела мир, расчерченный морозом.
– Сегодня? – затаив дыхание, прошептала я, и отец меня понял. Было нетрудно догадаться. Мое нетерпение усугублялось пятью днями дождей, которые смывали свет из-за деревьев, задерживая нас. Но в тот день небо было ясным, мороз писал свое послание по прожилкам опавших листьев и вертикальным очертаниям травы.
– Пора!
Отец принес аппарат из кладовки.
– Пожалуйста, – попросила я. – На этот раз ты сделаешь один для меня?
– Это не игрушка, жаворонок! – возразил он.
– Это может быть подарок на день рождения.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное