Хранительница

Звонок в дверь прервал мои воспоминания, и в комнату влетела Алька. Я залюбовалась ею. Вот уж красота выросла. Некогда серо-грязные пакли на голове превратились в роскошную пепельную гриву до пояса. Зеленые большие глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, сверкали как два изумруда. Стройная фигура чуть ниже среднего роста и плавные танцующие движения. Лицо с гладкой матовой кожей и живой мимикой, искренняя улыбка, приветствующая новый день.

Я улыбнулась. Внешний вид вызывает ассоциации оленёнка из мультика: стоит Альке поднять на мужчину глаза, как у них возникает желание защитить это хрупкое нежное создание, взять под свою защиту эту нежную лань, ну и как водится, воспользоваться этой женской наивностью в своих мужских целях. Каково же бывает удивление мужчин, когда под этой слабой и чувствительной внешней оболочкой, обнаруживается твердый характер, способный дать отпор любому протягивающему к ней свои липкие ручонки.

А уж под этим самым твердым характером обнаруживается нежная и чувственная, мечтательная натура. Как в слоёном пироге, доешь до конца – получишь суперприз. Только до этого скрытого слоя её характера мало кто добирается. Кто-то ломается об её твердый, как камень, характер.

И были разговоры и воспоминания.

Вот люблю я такие посиделки. Где можно поговорить обо всём по душам, где не нужно подбирать слова в разговоре. И никто не осудит, и не подожмет губы в неодобрении. Потому как много вместе пройдено и пережито.

Я рассматривала своих друзей с ласковой улыбкой и понимала, что люблю их. Люблю не за что-то, а за то, что они у меня есть. И это понимание, что я не одна на этом свете, грело мою душу.

– Ромка, ты чего не женишься уже? – Алька периодически «цепляла» его на эту тему.

Ромка со стоном хлопнул себя ладонью по лбу, откинувшись на кресле: «Алька! Ну, сколько можно?»

Затем вскочил, подбежал к трюмо, намазал губы красной помадой, развернулся к нам, захлопал глазками и пошел по комнате виляющей походкой и оттопырив мизинец:

– Мииилый, я сломала ноготь. Поцелуй меня – продолжал он, вытянув губы трубочкой.

Мы с Алькой от хохота повалились на диван, смеялись громко и долго, смотрели на Ромку и опять покатывались со смеху.

Ромка смотрел на нас веселыми глазами.

– Они же дуры! – грустно констатировал он.

Просидели допоздна и ребята остались ночевать у меня. Алька утром убежала на работу, напоследок обернувшись и послав воздушный поцелуй.

Ромка мужественно согласился проводить меня и, как он говорит, убедиться, что я действительно уеду и отдохну по-человечески.

Телефонный звонок отвлек от упаковывания дорожной сумки. Звонил Игорь Семёнович с искренними пожеланиями хорошего отдыха.

Уже в коридоре, проверяя выключатели и в голове перечисляя необходимые для отъезда дела, прозвенел ещё один телефонный звонок.

Мама Ева слегка волнующимся голосом произнесла загадочную для меня фразу: «Маргарита, запомни, что я скажу. Все будет хорошо и ничего не бойся. Ты поняла? Так нужно!» – произнесла она свою коронную фразу и положила трубку.

А я осталась стоять с трубкой в руках, смотря на неё, в недоумении, хлопая глазами. Ромка обеспокоенно повернул меня к себе за плечи, заглядывая в глаза. Я тряхнула головой, словно отгоняя наваждение: «Мама Ева умеет удивлять, честное слово. Стареет что ли? Говорит ничего не бойся. Так нужно, говорит».

Ромка, деликатно подталкивая меня к двери, вынес в коридор чемодан, сказал: «Если говорит, что так нужно, значит так нужно. Поняла? А вот если мы сейчас на поезд опоздаем, получим все».

На поезд я действительно чуть не опоздала. Бежали с Ромкой сломя голову. Я на ходу вдыхала неповторимый запах вокзала, рельс, смазанные смолой и еле заметным дымом от угля. Этот запах всегда к переменам: у кого-то вызывающий нервный трепет от поездки в неизвестность, у кого-то радостное возбуждение от предстоящей поездки, у кого-то просто возможность выехать за пределы привычной и порядком надоевшей жизненной круговерти.

Забежала в купе и села на своё место – уже объявили отправление. Привалилась к спинке и закрыла глаза. Вокруг суетились соседи, распихивая чемоданы. Затем, не успев, как следует устроиться на местах, начали доставать еду. От запаха варёных яиц и жареной курицы меня затошнило. В купе он концентрировался в закрытом пространстве, вызывая легкую тошноту.

Я так и сидела с закрытыми глазами, общаться с соседями совершенно не хотелось. Чуть позже я открою глаза, улыбнусь милым соседям, обсудим сотню тем, промоем косточки опостылевшему правительству. А пока мне просто жизненно необходима эта минута одиночества. Я сидела, намотав ремешок от сумки на руку, уцепившись за него как за спасательный круг. Навалилась какая-то эмоциональная усталость, накопленная за год. На море буду лежать как морская звезда и ни о чем не думать. Наверно я так и уснула, сидя.

Проснулась и приоткрыла один глаз. За окном темень. По купе гулял свежий ветерок, унося с собой вагонные запахи еды, едва заметного табачного дыма, влажного белья и дымка от угля в титане.