Хранители порта

Одну бутылку «Мартовского» он все же откупорил и выпил в четыре холодных глотка. Демократия дала Ханову разнообразное пиво и легкую необременительную работу на дому. Он стал укладывать пиво в рюкзачок, сунув туда предварительно пакет с плавками и рубашкой, ветхими от чистоты и старости. Он собирался творить вдалеке от эстетов и чопорных дам и потому мог позволить себе носить старые удобные вещи. Одну четвертину он, помедлив, поставил в шкаф, остальные уложил в сумку, сунул её в рюкзак, сверху положил словари, учебник, рукопись и пару пачек чистой бумаги. Портативная машинка, в свое время купленная на Садовой за сто пятьдесят рублей, так как западала буква, прекрасно легла на свое место сверху, так что горлышки двух четвертинок и пачка бумаги упирались в нее. Сверху ляжет хлеб и пакет с кинзой, а баночка аджики — рядом. Теперь можно умыться. Умывшись, Ханов понял, что уложил рюкзачок неправильно, что машинку нужно бы вниз, но автобус через сорок пять минут, чудный красный «Икарус», на который прекрасно можно успеть на трамвае, и ещё останутся деньги на обратную дорогу, а как только Ханов положит рукопись на стол, тут же выдадут остаток, которого хватит недели на три. А потом можно поторговаться и попросить что-нибудь поприличнее. Испанский роман о монстрах — это уже перебор.

Гегемон поскребся в дверь.

— Нельзя, Володенька. Уезжаю, родной. Аиньки.

— А это к вам, господин литератор, гости.

И в комнату вошел, скромно и уверенно, не вовремя и не к месту, Семен Семенович Щапов.

— Ты иллюзия, Щапов. Нет тебя. Сгинь и исчезни.

— В путь собрались, товарищ Ханов? Отдыхать и праздновать?

— Я работать еду.

— Правильно. Труд, вернее работа, делает свободным.

— Ну вот я и пошел. Автобус уходит. А следующий утром.

— Придется остаться.

— Какого хрена? Я пошел.

— Придется остаться.

— Помещение покиньте…

— Ну зачем так официально? Я ведь помочь пришел. Чего тебе не хватает, Ханов? Говори смело.

— Ты дурак или, родной мой, ордер имеешь?

— Какой, к черту, ордер? Ты что-то спутал, дружок. Останься. Не пожалеешь.

— Я участкового позову.

Щапов погрустнел, потом церемонно уселся в единственное в комнате кресло и подпер свою наглую физиономию ладонями. Задумался.

— Всё. Я пошел звонить участковому.

— Не надо, Хан. Я тебе лимон принес.

— Я не наемник, гражданин начальник.

— Ты подожди. И роман свой дурацкий вынь из сумки. Пиво можешь достать. Только «Жигули». «Мартовское» тяжеловато для такой погоды.

Теперь запечалился хозяин. Сел на пол. Так они и сидели, пока Щапов не показал видимые признаки беспокойства.

— Я в туалет, дружок. Не уходи покудова. Щапов ходил в туалет долго.

— Вы воду всю из ведра вылили?

— Всю, естественно.

— Так вот вам разводной ключ и ведро. Через дорогу. Дом сразу за баней, первая арка налево. Излишества вредны. Слили бы чуть-чуть, а так через дорогу.

— Негостеприимный ты, дружок.

— Я вам не дружок.

— Я медленно хожу. Неторопко. Ты вот прочти пока. Рукопись.

— Мне на автобус.

— Я тебе за рецензирование заплачу. Сразу по прочтении.

— Я дорогой рецензент.

— Не дороже денег. Что на пороге перемен деньги?

— Вы шли бы за водой.

— А ты пока четвертинку раскупори. Да скумбрии бы неплохо.

— Я в жару не пью. Я по ночам.

— Ну тогда пивка. А остальное в холодильник.

— В холодильник нельзя.

— А нет гегемона. Я его интернировал.

— То есть как?

— Да не дергайся. Денег ему дал. Просил не возвращаться.

— Да ты что всем деньги свои тычешь?

— А деньги сейчас ничто. И скоро не будет денег. Некоторое время не будет. До установления законности.

— Давай свои вирши. Идеолог.

«Иван» — так было написано на титульном листе. Рукопись короткая, восемь страничек. Ханов стал читать.

Иван

Все самые блистательные операции, все планы, просчитанные на лукавых и податливых компьютерах, рушатся обыкновенно из-за какой-нибудь чепухи — пылинка не на месте, полет шмеля, ограбление инкассатора на соседней улице, шаровая молния на шоссе.

— Плохо наше дело, Ваня. Самолет-то того…

— Отменили, что ли?

— Хуже. Улетел.

— Раньше срока?

— Я узнавал, Ваня. Очень богатый человек время перенес. Спешил очень.

— Я, когда вернусь, буду жаловаться в управление гражданской авиации.

— Шутишь, товарищ…

Мы стояли возле нашего таксомотора, а Домодедово выпускало и принимало, дождь начинался, время перетекало в обратную колбу.

— А если через другие города? На перекладных?

— Какие другие, Ваня? Там везде война. Если только явиться к командиру вертолетного полка. Но где мандат, Ваня? Мы же договорились, что у тебя нет мандата. Ты коммерсант. Ты по делам летишь в Айгюль. Фирма «Сам-сунг». Нечто восхитительное из Сеула.

— А если я опоздаю?

— А ты не можешь опоздать. Мы же все обговорили… Чего ты несешь всякую чушь? Вот сейчас Клочков нам расскажет, что делать дальше. — Длинный и некоординированный, Клочков быстро бежит к нам, но не из аэровокзальной стекляшки, а со стороны менее многолюдной. Два пальца показывает.

— Все кругом и по два.

— Сколько у нас времени?

— Две минуты. Потом доставай из сумки два «лимона». Лететь мне придется тоже. С Ваней. И наши два ствола прими. Там обыщут. Дай мне ту маленькую сумку. С консервами.