Наступила зима. Но придет весна. И вот тогда она сама пойдет и выберет делянку в лесу. Нет, пожалуй, весны слишком долго придется ждать, можно и на днях. Сосна потребуется не простая, а строевая, ровная, чтоб без сучка без задоринки. Посоветуется с лесником, с людьми. Главное — начать. А там, она верила в это, дело пойдет. Так всегда бывает. Обещали ей дать квартиру — летом или, в крайнем случае, осенью. Но из того многого, что она поняла сегодня, она поняла еще одно: она должна въехать не в новую квартиру, а в новый дом, выстроенный собственными руками. Она будет строить дом. Одна. Сколько бы ни потребовалось сил, здоровья, времени — она отдаст все, по построит дом. Вот лес. Разве она не может свалить сосну? Она подходит к сосне, бензопила врезается в комель. Сосна валится — треск, мощный стук ствола о землю. Вот вторая сосна. Третья. Постепенно, понемножку. Потом — сучья. Разве не сама она заготавливает дрова на зиму? Пилит, колет? Лишь бы топор поострей, лежит сосна, одна нога у тебя по эту сторону, другая — по ту, удар, еще удар, еще — сучок отвалился. Подтесала, подчистила, подровняла. Следующий. Потом еще сучок. Смотришь — сосна чиста. Именно что без сучка без задоринки. А разве ты не можешь ее обтесать? Дело нелегкое и долгое, но кто говорит, что легкое? Понемножку, помаленьку. Одна, вторая, третья, четвертая сосна. Не заметишь, а они у тебя уже обтекают смолой, сушатся и блестят как игла. Можно класть в венец. Но рано. Готовь следующее бревно. И так одно за другим. Разве нельзя? Можно, многое можно, даже и один человек может творить чудеса. А тут чудо не велико — дом построить. Сколько жив человек, столько строит для себя жилье. Или разве на сможет она вырыть котлован под фундамент? У Степана пусть экскаватор, а у нее всего лишь лопата. Пусть. Но сегодня, завтра, послезавтра, а там смотришь — и простой лопатой можно многое сделать, котлован продвигается. Будут смеяться люди? Считать ее ненормальной? Выжившей из ума? О, пусть. Ведь она никому не мешает, никого ни к чему не призывает и не принуждает. Она одна стоит и копает котлован. Вы разводите руками и говорите: да это невозможно! она сошла с ума! — а я копаю, молчу и копаю, сегодня, завтра, послезавтра, и вырою котлован. Привезу воз досок, два, если потребуется, выстрою леса под фундамент — разве так уж трудно? Это ведь дело обычных человеческих рук. Вот здесь, в четырех углах, вроет столбы, протянет от столба к столбу доски, сколотит, сошьет, — что, не она ли в огороде подправляет забор? Не она ли с гвоздями лучше плотника и сапожника обходится? Вы несете обувь к сапожнику, а она — нет, она сама садится за лапу и тачает так, что сапожник удивится: непрофессионально, но чисто и добротно. Нет, ей все под силу. Будут смеяться, показывать пальцами, отговаривать, доказывать, а она будет молчать. Она привезет цемент, бетон, приготовит раствор, зальет фундамент, застынет бетон — отличный выйдет фундамент, на долгие годы. А все, что вы будете говорить, она знает наперед. И ничего другого, кроме того, что она затеяла сумасшедшее дело, сказать вы не сможете. Посмотрим. Она начнет и умрет, но будет продолжать. Вы думаете, о том, чем она занята, не узнает Степан? Тоже будет плеваться и думать, что спятила на старости лет, но день, и два, и три, и неделю, и месяц, и полгода она будет, как муравей, бить в одну точку, и увидите, ни один человек не устоит перед ее упорством, не выдержит Степан, как бы ни ругал ее, зато мощная сила, которой он не сможет сопротивляться, приведет его сюда, к котловану, к фундаменту, к дому, ибо не выдержит душа его — жена бьется как рыба об лед, строит и копошится, несмотря ни на что, а он, муж, мужчина, отец детей ее, он — только в стороне? только проклинает ее за позор на старости лет? Ну нет, она знает, что делает, она вынудит его своим упорством и неистовством прийти к ней на помощь, и он придет, никуда не денется, покривится, поругается сначала, а потом… все произойдет незаметно, не успеет оглянуться, а уже будет строить дом вместе с ней. И с Глебом будет так же. Посмотрите на него, когда она только начнет, а потом, когда начнет строить и сам. Начнет, начнет. Усмешечки, ухмылочки, зубоскальство, а позже — откровенно позорить будет, стыдить, ругать, а еще позже — может, и пальцем у виска покрутит: у тебя, мать, все шарики на месте? У нее все на месте, вот посмотрю на тебя, когда и ты присоединишься к нам, а это будет, будет так, лопнуть мне или провалиться сейчас на этом сиденье, если не то думаю. Есть неумолимая власть жизни, и как бы ни уходил в сторону от этой власти, совершенно от нее не уйдешь, будешь, как миленький, вместе с матерью и отцом строить дом. О Сереже и говорить не приходится. Этот быстро смирится. И люди смирятся. Перестанут показывать пальцем. И даже наоборот вскоре случится — начнут почти с гордостью пересказывать друг другу, что хотя она и действительно не совсем нормальная, но надо отдать должное ее железному характеру и упорству; пожалуй, такой женщиной в самом деле можно гордиться. А дальше — больше. Люди начнут переживать за нее, и не только родственники, но и совсем чужие люди где там, где здесь помогут им — она добьется этого, и так будет. Не улыбаетесь, не смеетесь, не показываете уже пальцем? Ну вот, теперь вы мне больше нравитесь, теперь вы похожи на людей, способных понимать и сострадать. И мне, честно говоря, легче стало. Можно теперь хоть немножко разогнуть спину и не делать вид, будто ты на самом деле железная. Ты живая, ты настолько живая, что все внутри у тебя плачет и рыдает, но ты сполна узнала, что такое жизнь, и поэтому в этой жизни хочешь быть живой, а не мертвой. Эту жизнь не обведешь вокруг пальца, но поставить ее на место у тебя хватит сил. «Мужики» твои сами не заметят, как выстроят дом, а уж потом дом этот не отпустит их от себя, как она не даст дому уйти от нее. Она начнет его строить, а там видно будет. Хватит в доме всем места. И Степану. И Глебу. И Варюхе с Трофимкой. Не даст мать в обиду Варюху, будет жить с ними Варюха, вот так. И Сереже со своей молодой найдется место. И Витя с Людушкой, сколько бы ни ездили по заморским странам, но наступит момент — потянет их на родину, в родной дом. Живите все с миром. Места и счастья всем хватит. На том стою, подумала Марья Трофимовна.