И ел лис из пасти Ля Ма дичь питательную. Поражался, как сладко и вкусно сырое мясо – тысячи оттенков. Куропатки, индейки, перепела. Неспешно перенимал кусочки, чтобы не показать своё сносное состояние, полуслепых глядел на довольную спасительницу, радостно машущей одним широким хвостиком. На грудке её оставались кровавые подтёки, да под когтями – не хотел злить добродушную лисицу. Всё же хищница. Если в гнев ввести, как бы хуже не стало. Но какой же ласковой и озорной была белошёрстная! Так и льнула к нему, обхаживала, смущалась взгляду серых необычных глаз. Как глаза синие прятала, когда самец смотрел на неё несмело. Не хотел думать лис о том, что его выбрали для спаривания, не верил он в любовь между животными, тосковал по своим краям, был в своих проблемах и с содроганием ждал того дня, когда сможет подняться на четыре лапы и удрать, ведь не верил и сознание зверей. Считал не умнее псов, хотел повстречать лекарку или кого-то более знающего, кто разгадает колдовство и вернёт ему истинный вид.
Думал, размышлял, а под боком сопела крупная лисица, изрядно уступающая ему в размерах. Ластилась, ближе хотела быть, следила за его состоянием и никого не подпускала к нему, более дерзких и опасных лисов. Положила она на него свои лапы, признала своей парой – и как сбежать от этой аморальной связи? Лис всё думал, отодвигался и гудел от возбуждения. Как была прекрасна лисица! Как заботлива! И если бы она была женщиной, возможно, он бы ещё подумал – сделал бы любовницей, но она лишь зверь, пускай и с именем, Лю Ма. И какое имя странное у этой лисицы.
Проснулся в лунную ночь спасшийся, разлепил глаза и застыл от удивления. Подле него, на соломе, на животе лежала прекрасная девушка, чьи лохматые косы были так длинны, что накрывали тело и прятали обнажённое тело, сильное, с чёткими очертаниями, какое бывает у охотников, и военных людей. И всё было в гармонично в беловолосой.
“Ох, что за дивный сон… Я вижу человека – не лисицу. О, дьявол! Это его распутный сон. Я должен проснуться. Должен”, рычал про себя лис, ругал и хотел возненавидеть обнажённое наваждение, но не мог, потому как не смел пугать ангела. Закрыл в отчаянии глаза самец, попытался уснуть, но сон никак не шёл.
В мучении дождался утра, когда наваждение исчезнет с первыми лучами дневного светила. Открыл глаза, стал зреть, как просыпается видение, поворачивается на спину и предстаёт такой, какой должна быть лишь при муже. “Распутный сон”, думал про себя.
Ручки были прижаты к туловищу, ноги согнуты. Они напоминали движения лисицы, как она пробуждалась. Голова повернулась к нему. Лицо наваждения также было прекрасно – светло, как у ангела, добро, как у благодетельницы, радостное, как у дитя. Тонкие черты, острый носик, аккуратные губки. Прелестная девица улыбалась, как было не принято в его обществе, но не смел осудить этого ребёнка за чувства. И тут на глазах мужчины случилось чудо – человеческая дева потянулась, и растаяла магия, оборачивая её снова в зверя.
“Так легче, так необходимо”, думал, убеждал себя, а во воспоминаниях вспоминал и ночь, и утро. И эту лисицу-оборотня, намеренно собирающую его соблазнить.
“Я обязан сбежать, есть ещё возможность”, – и пока лисица охотилась, самец пытался встать, удержаться на лапах и пойти. Штормило его. Ноги, а теперь лапы сильно ослабли, еле выдерживали большую тушу. Бился мордой о потолок, мёл солому по полу хвостом, обессиленным после десяток шагов упал и принялся громко дышать.
– Проснулся же! Очнулся же! – влетела слегка кровавая Лю Ма с новой растерзанной тушкой, обнюхала зверя и еду подала. – Скоро мы выберемся на охоту. Я покажу тебе свой мир, – звенел лисий голосок, частично теперь понимал он спасительницу, понуро кивал головой, соглашаясь. – Откуда ты? Ты же не отсюда? Кто тебя преследовал? Люди? Стрелы же их! Скажи мне. Они поплатятся жизнями за тебя! – резкая, уверенная, бьющая за своих до конца.
Если бы сказал хоть слово, указал бы на недругов своих, а так наблюдал, как белая шерсть Лю Ма окрашивалась бы в красные и чёрные цвета. И не мог этого позволить человек – молчал, прикинулся немым, глупым лисом, умеющего только сидеть на шее да следить за обстановкой. А Лю Ма всё радовалась его аппетиту, подвижностью, говорила о том, как им будет весело, как будет прекрасно, если он останется в их дружном клане. Найдётся и место, и дело, и дом. Она рассказывала о своём мире, заливала нору добрыми и ясными словами о будущем, о котором хотелось мечтать: никаких клановых войн, никакой насильственной женитьбы, минимальное следование условностями, единение с природой и обществом – полная гармония души и тела, как завещал Бог. Понимал отрывки лис, сам в мир грёз входил, но понимало существо: не бывать этому. Перед ними находилась лисица, а не человек, а он не лис, а человек, боявшийся рассказать об этом.