Храм ночи

Возле ямы, куда чуть не свалился барон, оруженосец слегка замедлил шаг, а Оливей двинулся быстрее, намереваясь окриком предупредить юношу об опасности. Как раз в этот миг луну закрыли облака. Оруженосец оглянулся по сторонам, явно встревоженный хрустом ветвей, поднятым Оливеем, а затем, повинуясь, вероятно, какому-то темному инстинкту, вдруг совершил несколько скользящих длинных шагов и прыгнул. Оливей так и застыл на месте, раскрыв рот. Он был уверен, что юноша понятия не имел о предательской яме — с того места, где оруженосец вышел из папоротниковых зарослей, ее совершенно не было заметно в траве, и малый неминуемо должен был свалиться туда если не переломав себе ноги, то по крайней мере, вымазавшись грязью и мокрой глиной. Никогда еще за юным дворянином не водилось такой странной прыти, кроме того, барону показалось, что прямо перед прыжком глаза оглянувшегося оруженосца стали неестественно огромными, блестящими.

— Митра и все благие боги, кажется, возраст берет своё, и воображение начинает играть со мной злые шутки!

Барон последовал к яме и попытался перепрыгнуть ее. Но даже точное знание того, где именно разверстая яма скрывается в густой траве, не помогло ему. Сапоги заскользили в жиже, и барон с омерзением обрушился в холодную грязь, стукнувшись загривком о какой-то корень. Посылая проклятия, он возился в луже, как кабан в тростниках, когда услышал приглушенные шаги. Видно, шум падения погнал горящего служебным рвением оруженосца назад. Барон уже поднялся на ноги, и на устах его свивалась приличествующая данной нелепой ситуации фраза, смесь иронии, сквернословия и приветствия, когда темная фигура нависла над краем ямы. Из горла Оливея послышался сдавленный крик, какой-то хрип и бульканье. Он замахал перед лицом ладонями, силясь стереть ясно видимый в звездном свете на фоне лилового неба силуэт. Силуэт этот никак не мог принадлежать человеку. Из-под капюшона виднелась удлиненная голова рептилии, перед грудью свисали не руки, а жалкие подобия — тонкие и короткие лапы с когтями. Глаза горели болотными огнями, вперяясь в самое сердце барона, глядя в то же самое время мимо и сквозь него.

Оливей замер, не в, силах пошевелиться, а кошмарная тень колыхнулась и сгустком тьмы поплыла вниз по склону без единого звука. Не в силах сносить жадный взгляд бестии, Оливей опустил глаза, отрешенно наблюдая, как из-под плаща твари мелькают самые обычные, тысячу раз виденные щегольские кавалерийские сапожки оруженосца, меся чавкающую глину. Внезапно стало светлее — краешек луны показался из темных туч, и тускло, словно погруженные в болото, сверкнул доспех на груди твари. Холодной, словно камень, щеки немедийца коснулся раздвоенный язык, но человек ничего не почувствовал. Волосы на седых висках колыхнулись от зловонного дыхания, но все чувства Оливея словно были выпиты из него. Только сердце стучало громко, отдаваясь в виски, а барон с ужасом чувствовал, как вся жизненная сила начинает изливаться из него, втягиваясь в огненные воронки глаз страшилища.

Все вокруг казалось погруженным в некий омут. Умерли звуки леса, звон ночных насекомых, журчание воды, слабый шум, доносившийся со стороны лагеря. Осталось только слабое змеиное шипение и стук сердца старого вояки. Барон не мог пошевелить головой, как и всем телом. Поэтому он не увидел, а каким-то предсмертным чутьем представил, как чешуйчатая лапа тянется к шее, зеленоватый коготь отгибает стальную пластину у горла и впивается в одеревенелое тело. Опущенные книзу глаза немедийца отрешенно наблюдали, как льется в лужу под ногами его кровь. Алые капли, не долетая до грязи, распадались в воздухе на блеклые брызги. А тварь, стоявшая рядом, перестала шипеть и заурчала, забулькала. Все в бароне кричало, билось, тело пронзала дрожь, но дрожь эта не могла перейти в движение руки к клинку. Он был здесь, и в то же время его уже не было. В чудовищной болотной мгле, которую распространяла вокруг себя эта тварь, существовала только она и ей подобные. А еще — чужая кровь, и древняя, мучительная жажда этой крови. Даже звук и цвет вытеснялись, уступая место шевелящимся сгусткам слабо мерцающей тьмы, клочьями плывущей вокруг.

Клубящийся мрак поглотил яму, где замерли друг подле друга тварь и ее жертва. Сквозь гул, стоявший в ушах, барон разобрал короткий свист и звук негромкого удара. В следующее мгновение его рука, дрожавшая долгое время в страшном напряжении, устремилась к кинжалу и нанесла удар раньше, чем Оливей успел осознать происшедшую с ним перемену или поднять глаза на своего мучителя.