Храм Миллионов Лет

— Маленький Абнер разумный человек, не так ли? Он желает спокойной жизни в Пер-Рамзесе, но он знает, что все хорошее имеет свою цену. А цену эту назначаю я.

— Убирайся!

— Ты всего лишь насекомое, еврей, а насекомые не протестуют, когда их давят. Я требую половину твоего заработка и вознаграждений. А когда город будет построен, ты придешь ко мне, чтобы стать моим слугой. Домашний еврей меня позабавит. Тебе не будет скучно у меня. Тебе очень повезло, маленький Абнер, если бы я не заметил тебя, ты так и остался бы паразитом.

— Я отказываюсь, я…

— Не говори глупостей и подчиняйся.

Сари удалился. Абнер уселся на корточки, оглушенный.

На этот раз все было уже слишком. Он решил поговорить с Моисом.

54

Нефертари, чья красота несравненна, подобная утренней звезде, возвещающей начало счастливого года, та, чьи пальцы ласкали подобно лепесткам лотоса… Блистательная Нефертари, чьи благоуханные волосы были сетью, в которой так хотелось запутаться…

Любить ее означало заново родиться.

Рамзес принялся массировать ее ступни, потом завладел ногами и позволил своим рукам блуждать по ее гибкому, золотистому от солнца телу. Она была садом, в котором росли редкие цветы, бассейном с освежающей водой, далекой страной с благоуханными деревьями. Когда они соединялись, то их желание было подобно волне поднимающегося прилива, а нежность — звукам далекой свирели, возвещавшей мир на закате дня.

Царь отпустил своих приближенных и советников, чтобы разыскать супругу. Нефертари и Рамзес уединились в тени листвы смоковницы, предоставленные друг другу. Освежающая тень высокого дерева, его бирюзовые листья и созревшие фиги, краснее, чем яшма — все оно было одним из сокровищ дворца в Фивах, где уединилась царская чета.

— Каким долгим было это путешествие…

— Как наша дочь?

— Ха и Меритамон чувствуют себя прекрасно. Твой сын считает, что его сестра очень красивая, немного шумная, но он уже захотел научить ее читать. Его наставнику пришлось умерить его пыл.

Рамзес обнял жену.

— Он не прав… К чему тушить пламя души?

Нефертари не успела возразить, так как ее губами завладели губы царя. Под порывом северного ветра ветки склонились, почтительно скрыв пару.

Во второй день четвертого месяца разлива, третьего года правления Рамзеса, Бакен, держа в руках посох, шел следом за царской четой, чтобы показать им завершенный храм Луксора. Часть населения Карнака огромной процессией следовала за ним, идя по аллее сфинксов, связывающей два храма.

Новый фасад Луксора лишал дара речи. Два обелиска и одновременно массивная и элегантная громада пилона представляли собой великолепный фасад, достойный самый великих зодчих прошлого.

Обелиски разрушали отрицательную энергию и притягивали небесную силу к храму, где они были установлены, чтобы увеличивать Ка, исходящее от него. В их основании были изображены павианы — воплощение бога Тота — празднующие рождение света, которое они приветствовали каждое утро громкими криками. Каждый элемент, от иероглифа до колосса, содействовал ежедневному возрождению солнца, которое поднималось на трон, находящийся между двумя башнями пилона, над главными воротами.

Рамзес и Нефертари прошли через них и попали в большой двор под открытым небом, стены которого были окаймлены массивными колоннами, выражавшими могущество Ка. Неистощимую мощь царя представляли его гигантские статуи, у ног каждой была помещена фигура царицы Нефертари, одновременно хрупкая и несокрушимая.

Небу, главный жрец Карнака, подошел к царской чете, помогая себе золотым посохом.

Старик склонился.

— Великий Царь, вот храм Ка. Здесь каждое мгновение создается энергия вашего царствования.

Празднество по случаю освящения Луксора охватило все население Фив и рядом лежащих областей, от бедняков до богачей. В течение десяти дней на улицах танцевали и пели. Таверны были полны. По милости фараона душистое пиво подавали бесплатно.

Царь и царица устроили пир, записанный в анналах истории, Рамзес объявил об окончании строительства храма Ка и о том, что в будущем ничего не будет добавлено к уже построенному. Остается лишь выбрать иероглифы и символические изображения, которые будут представлять царствование и украсят пилоны и стены главного двора. Все признали мудрым решение монарха согласовать изображения со жрецами Дома Жизни.

Рамзес оценил работу Бакена, четвертого жреца Амона. Забыв о собственных заслугах, тот восхвалял работу архитекторов, которые построили Луксор в согласии с законами гармонии. При всеобщем ликовании царь передал верховному жрецу Амона золото Нубии, добыча и поставка которого велись теперь под строгим наблюдением.

Пред тем как отправиться на Север, царская чета пожелала увидеть Рамессеум. Стройкой также руководил Бакен. Землекопы вели работы, Храм миллионов лет постепенно вырастал из пустыни.

— Поторопись, Бакен. Работы по закладке основания должны быть закончены как можно быстрее.

— Группа из Луксора прибудет завтра, так что у меня станет больше хороших рабочих.