Храм и ложа. От тамплиеров до масонов

В современном масонстве смерть Хирама ритуально изображается каждым претендентом на так называемую третью степень, или на звание мастера масонов. Но теперь появилось одно существенное дополнение: мастер воскресает. «Прохождение через третью степень» означает, таким образом, ритуальную смерть и последующее возрождение. Претендент исполняет роль Хирама – он становится мастером и переживает смерть, превращаясь, в соответствии с используемой терминологией, в «воскресшего» мастера масонов. Интересно, что этот ритуал перекликается с эпизодом, касающимся пророка Илии и описанном в третьей книге Царств (глава 17, 17-24). Придя в Сидон, Илия встретил у городских ворот женщину, собиравшую дрова. Женщина пригласила пророка к себе в дом. Во время пребывания Илии в доме женщины ее сын – «сын вдовы» – заболел и умер. Илия, «трижды простершись ниц над отроком», воззвал к Господу, и тогда «возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил».

Следует отметить одно любопытное обстоятельство, относящееся к истории Хирама. До девятнадцатого века она держалась в строгом секрете и являлась частью того тайного знания, которое доверялось только вновь посвященным. Однако примерно в 1737 году Францию захлестнула паранойя (она не утихает и по сей день), связанная с масонством и его тайнами. Последовали полицейские облавы. В масонские ложи были внедрены агенты, чтобы узнать, что там происходит. Некоторые масоны оказались предателями, и произошла утечка информации. В результате появилась первая в бесконечном ряду серия разоблачений, которая оказалась в высшей степени разочаровывающей. Тем не менее история Хирама стала достоянием публики. С ней познакомились не имеющие отношения к масонам люди, и она утратила большую часть своей зловещей таинственности.

В 1851 году французский поэт Жерар де Нерваль, вернувшись из путешествия на считавшийся в те времена экзотикой Ближний Восток, опубликовал толстую, 700-страничную книгу мемуаров под названием «Путешествие на Восток». В своем произведении Нерваль не только делится собственными впечатлениями (некоторые из них наполовину вымышленные), но также дает описание местности, нравов и обычаев местного населения, пересказывает услышанные легенды, предания и сказки. Среди всех этих историй есть наиболее полный, подробный и будоражащий воображение – какого не встречалось ни до, ни после – вариант легенды о Хираме. Нерваль не только передал основную канву, приведенную выше. Он, насколько нам известно, впервые обнародовал мрачные мистические традиции, связываемые масонами с происхождением и квалификацией Хирама.

Особенно интересно, что Нерваль вообще не упоминает о масонстве. Считая эту историю одной из местных народных сказок, прежде неизвестную на Западе, он утверждает, что слышал ее от одного рассказчика-перса в константинопольской кофейне.

У другого писателя подобная наивность выглядела бы правдоподобной, и сомневаться в его утверждениях не было бы особых причин. Однако Нерваль вращался в тех же литературных кругах, что и Шарль Нодье, Шарль Бодлер, Теофиль Готье и молодой Виктор Гюго. Все они проявляли интерес к мистике и эзотерике. Неизвестно, был ли сам Нерваль масоном, возможно, нет. Но он мог иметь связи с другими оккультными сектами и тайными сообществами. В любом случае не может быть сомнений в том, что он прекрасно понимал, что он делает – то есть ему было известно, что изложенная им история (даже если он действительно слышал эту версию в константинопольской кофейне) была не сказкой народов Востока, а основным мифом европейского масонства. Остается загадкой, зачем Нерваль решился раскрыть тайну и почему он выбрал именно такую форму, и загадка эта уходит корнями в сложную политику «возрождения оккультизма» во Франции середины девятнадцатого века. Тем не менее, его фантастический, запоминающийся и будоражащий воображение пересказ легенды о Хираме – это самая полная и подробная версия, которую мы имеем.

Архитектор как маг

Легенда о Хираме представляет элемент иудаистской традиции в масонстве. Тем не менее, в некоторых ее вариантах, включая вариант Жерара де Нерваля, в ней чувствуется и исламское влияние. Нерваль утверждал, что услышал свою версию из исламских источников. Каким же образом она нашла дорогу в сердце средневековой христианской Европы? И почему ей придавали такое значение строители христианских храмов? Начнем со второго вопроса.

Иудаизм запрещает «сотворение кумиров». Ислам унаследовал и сохранил этот запрет. С точки зрения иудаизма и ислама культурные традиции враждебны изобразительному искусству – любому изображению естественных форм, включая, разумеется, самого человека. Украшения, обычные для христианского храма, нельзя встретить ни в синагоге, ни в мечети.