Храм

— Это зависит от нас самих. Если мы будем усердно трудиться, каждым своим поступком и деянием показывая свое трудолюбие и преданность делу Отца, однажды он снова выйдет из леса, и поведет нас за собой дальше, в лучшее будущее.

— Но почему он ушел, разрешив Ведуну творить всю эту ересь? — Дрозд, доселе тихо сидевший рядом с Сонным, вскочил на ноги.

— Отец – наш проводник и учитель, но не надсмотрщик и не пастух, ибо мы не скот и не рабы.

— Но чего Отец хочет от нас? – Сукоруб даже пересел поближе к Сонному.

Свист поймал короткий, едва заметный взгляд Домового адресованный Ореху, который, как оказалось, все это время невозмутимо наблюдал за охотниками, стоя в нескольких шагах поодаль.

— Не от нас, а для нас. Отец желает нам одного – процветания и счастья, а добиться этого мы можем лишь упорным трудом, положив все силы на общее благо. Отец – наш заступник и проводник, но не нянька, и мы сами должны доказать ему, что достойны его заботы и покровительства. Ведь он ограждает нас от могущественных и враждебных сил.

Скальник страдальчески вздохнул, и поставил миску с остатками каши на каменный пол. Встав, он направился к выходу на лестницу, а когда проходил мимо воеводы, то как бы невзначай задел его, предлагая следовать за ним. Зал они покинули вместе.

Повинуясь наитию, Свист поднялся вслед за старшими охотниками. Оставшись никем не замеченным, он прислушался к разговору, слова доносились со стороны лестницы.

— Орех, почему ты позволяешь Сонному забивать нашим людям головы? – голос Скальника.

— Я тебя не понимаю.

— Ну вот что он несет про этих Высших, еще и Отца зачем‑то приплел?

— Что тебе не нравится? — Орех явно не желал помогать Скальнику развивать свою мысль.

— Божки эти – тьфу, мерзость лживая. Верь, во что угодно: хоть в змею, хоть в Свет – это все вредно для человека, и не несет ему, то есть нам, ничего, кроме лжи и слепоты поклонения.

— Ты не прав, — покачал головой Орех, — вера привела светопоклонников под наши знамена. Они поверили, что война угодна Светоносцу, и теперь готовы взяться за оружие, верша свою судьбу сами. Именно вера помогла там, где оказались бессильны все наши рассудительные и умные доводы. Если бы я не уговорил Ведуна, сидели бы люди в Доме и носа не казали, прямо до того дня, пока не стало бы слишком поздно, а так мы еще поглядим, чья возьмет. Так какая разница, кого попросят о защите наши охотники, когда будут убивать гадоверов?

— Дикари, понимаешь, тоже верят. Под свою веру они и Дикобраза приговорили. Это, по–твоему, хорошо? Или, может, ты тоже решил жрецом кого‑нибудь заделаться? Так ты скажи, чтоб я знал, кому молиться. Глядишь, винтовку в лес перестану брать, меня же твой божок защитит. А как его…

— Заткнись, — властно приказал Орех и Скальник осекся. – Не юродствуй и не передергивай. Уж не знаю, чего ты так взбеленился. Ведун бредит про своего Светоносца, придумав его после исчезновения Отца, и ты знаешь, как я к этому отношусь. Дикари поклоняются Великому Змею, хотя по сути это и не важно, так как их варварская вера умрет вместе с ними. Но если ты не понимаешь очевидной разницы между этими двумя примерами и тем, что говорит Сонный, то возможно тебе не следует называться охотником – мозгов, поди, не хватает.

— Орех… — скорее обиженно, нежели зло протянул Скальник.

— Даже если вдруг забыть, кто оживил этот Дом и кто управляет здешним алтарем, то речи Домового нам только на руку. Если наши воины будут верить в Отца и его возвращение, то меньше шансов на то, что Ведун все же найдет ключик к их сердцам.

— То есть ты не веришь в Отца? – с потаенной надеждой спросил Скальник.

— Я этого не говорил.

— Теперь уже я тебя не понимаю, — развел руками Скальник.

Орех отмахнулся.

— Просто не суди обо всех, кто пытается объяснить нам природу окружающего мира, по Ведуну и жрецу бритоголовых.

— Не буду, — кивнул охотник, — но ты другое скажи: а не боишься, что Сонный слишком большую власть приобретет? Как бы не вышла та же песня, что с Ведуном – помнишь, мы ведь с тобой так же не обращали внимания на их посиделки после ужина, и вот что из этого вышло.

— Не боюсь. Я извлек свой урок. Да и Сонный не такой человек.

— То есть?

— Да демоны его разберут, но он… свой. Свой, как я, ты и Свист.

Охотник, услышав собственное имя, даже подбоченился от удовольствия и гордости, а потом вдруг устыдился. Он же свой, а подслушивать за своими, это – неправильно.

Свист вернулся к остальным, сел рядом с Домовым и вдруг сказал, удачно вклинившись в паузу, как раз когда Сонный решил промочить горло.

— Отец часто называл нас семьей, это уже после него Ведун перенял такую манеру, и когда‑то я спросил у Отца, что значит это слово – семья. Он ответил, что семья это гораздо больше, нежели люди, живущие с тобой под одной крышей и вкушающие от одного стола. Так вот, мне кажется, что настоящая семья собралась здесь, а в Старом Доме одно только название.

Охотники поддержали Свиста криками одобрения и поднятыми над головой кружками.