Храбр

Распространенный штамп «все тогда были малорослые и умирали в сорок лет» верен лишь отчасти. Действительно, преподобный Илия на голову выше летописца Нестора (163–164 см), мощи которого прошли ту же экспертизу. А вот средний возраст складывается из крайних чисел. На одном краю младенец, насмерть простывший во время церемонии крещения, на другом – Нестор, доживший минимум до 60–65. Следующая пара – двадцатилетний викинг, павший в бою, и восьмидесятилетний конунг Харальд Прекрасноволосый (для справки: младшему сыну «дряхлого» конунга на тот момент едва-едва десять). Вот вам и средний возраст 30–40. Князь Владимир заболел и умер при загадочных обстоятельствах около 60, его бабка княгиня Ольга скончалась чуть ли не в 75.

Так что по идее преподобный Илия мог еще жить да жить в монашеской ипостаси. Для русского витязя XII века считалось естественным по завершении воинской карьеры «сменить меч железный на меч духовный». Случалось, что бывшие воины снова выходили из обители, дабы сразиться с врагом. Достаточно вспомнить Пересвета и Ослябю, проходивших послушание у Сергия Радонежского и погибших на Куликовом поле.

Однако в Киево-Печерском патерике нет жития преподобного Илии – еще одно доказательство того, что святой воин не успел провести много времени в иноческих подвигах. Официально канонизирован Илия в 1643 г.

Некоторые исследователи ХIХ века возражали против отождествления Илии и былинного Ильи. Но сохранилось немало свидетельств того, что православные паломники, ходившие к мощам святого, разницы не видели. Они скорее удивились бы, попробуй ученый им доказать, мол, в лавре почивает не тот самый «преславный богатырь русский». Как Мария Кривополенова приняла московский Большой Каменный мост за былинный «Калинов мост» и обрадовалась тому, что былины не «враки», – так и народ решил для себя, кто есть кто.

Это классический случай, когда «народ не обманешь», потому что он уже обманулся сам, и, в общем, правильно сделал. За века до медицинских экспертиз простые люди угадали – Илия Печерский во многом соответствует былинному Илье Муромцу.

Можно сказать и жестче. Если учесть, что былины состоят из многократных наслоений события на событие, героя на героя, авторской позиции на авторскую позицию… Если добавить, что сам термин «былина» заимствован исследователями из Слова о полку Игореве[3], а народные сказители пели «старины» или «старины»…

Так какая вообще разница, о ком они, былины?

Был бы персонаж хороший.

Но хочется разглядеть в персонаже – человека.

3. С князем по жизни

Былинный Илья Муромец привязан к эпохе Владимира Святославича, княжившего в Киеве с 980 по 1015 год. В былинах «ласковый князь Владимир», он же «Владимир Красно Солнышко», никогда не выступает главным героем. Зачастую он вовсе антигерой, несправедливо притесняющий дружину и Илью лично. Супруга князя – тоже персонаж с весьма подвижной этикой. То она тайком подкармливает Илью, угодившего по навету «в поруб сырой», то жестоко подставляет каличьего вожака Касьяна Михайловича, отвергшего ее сексуальные домогательства. Плохо себя ведут и бояре, регулярно клевещущие на Илью, настраивающие князя против него.

Илья не остается внакладе, сшибая кресты с церквей, устраивая грандиозные разрушительные запои совместно с «голью кабацкой», даже умышляя убить князя и княгиню, но в последний момент отказываясь от замысла.

Что поделаешь, народное творчество. Оно зачастую строится на противопоставлении негодного властителя и парня из народа, спасающего Родину вопреки всему. Недаром Голливуд нещадно эксплуатирует этот простой и эффектный сюжетный ход во множестве фильмов.

Реальная Киевская Русь четко соотносится с былинами по двум позициям. Во-первых, авторитет некоторых членов «старшей дружины» мог оказывать прямое влияние на государственную политику. Во-вторых, при княжем дворе трудно выделить однозначно «добрых» и «злых» в нынешнем общечеловеческом смысле.

Такое было время. Путь Владимира Святославича к киевскому столу изобилует кровавыми эпизодами. Но менее жестокий и хитроумный Владимир просто не выжил бы. Холодный взгляд на княжескую администрацию тех лет вызывает навязчивую аналогию: «полностью легализовавшаяся организованная преступная группировка». И хотя в «Храбре» автор пишет только о полицейской и диверсионной работе Ильи Урманина, глупо замалчивать тот факт, что Илье, как и прочим храбрам, случалось заниматься по поручению князя банальным рэкетом. Киевский центр в лице Владимира Святославича гарантировал Руси внутреннюю стабильность, защиту от набегов из-за рубежа и устойчивый экономический рост. Это стоило дани и смирения. Несогласным объясняли, что они ошибаются, – стуча тяжелыми предметами по головам.