Хозяин кометы

У автомата с напитками он снова остановился, осмотрел каждую банку, обрадовался, завопил истошным голосом: «Ааа-ааа!» – и зашагал дальше. Воспользовавшись остановкой ты смогла наконец-то смочить пересохшее горло лимонадом и опять последовала за пареньком.

Тучи, похожие на шматки сала, предвещали скорый ураган, но солнце палило нещадно, будто пыталось лишить города малейших признаков дождя. Приветливому пареньку наплевать было на жару, от которой спекались мозги, и он продолжал истошно вопить. Сидевшие на стволах деревьев в аллее бесчисленные цикады стрекотали пронзительно, без умолку. Казалось, они переводили на свой язык вопли переполненного желаниями безумца.

Ааа-ааа! Как хочется! Ооо-ооо! Как хочется!

Больше ничего не было слышно. Город как будто погрузился в глубокий обморок от летнего зноя. Он не издавал ни звука и даже пытался поглотить неумеренно жизнерадостное соло безумца вместе с хором вторящих ему цикад. Люди, которые, должно быть, сидели за высокими живыми изгородями и каменными заборами, за роскошными воротами и тяжелыми дверьми, продолжали хранить упорное молчание.

Примерно с час ты промучилась в этой духовке, пока наконец не вышла на склон – и оттуда увидела кладбище. Как ни странно, дурной паренек успешно сыграл роль провожатого – он жил по соседству с кладбищем. С криком: «Хочу льда!» – он вошел в выкрашенный розовой краской деревянный дом. Проводив его взглядом, ты стала спускаться по лестнице, расположенной сбоку от автостоянки.

Кладбище было разделено на ровные прямоугольные участки. Ты забыла и номер могилы, и ее место на карте, так что пришлось бродить по кладбищу, читая одно за другим имена, выбитые на могильных камнях. Спросить бы кого-нибудь, но вокруг – ни души. От палящего солнца не было спасения, мозги жарились, как, впрочем, и могильные плиты, – того и гляди задымятся.

В домике у служителя ты взяла ведро и ковш и плеснула воду на раскаленные лоб и шею. Увидев это, похожий на костыль старик прошепелявил:

– Эта вода, девочка, как бы жарко тебе ни было, – не для того, чтобы на голову лить. Эта вода для могил.

Ты прежде никогда не ходила на кладбище и, подумав: а что, могилам тоже жарко бывает? – вслух произнесла:

– Надо же, – и немного погодя добавила: – Скажите, а где могилы семьи Токива?

Старик приоткрыл рот, нахмурил лоб, сморщил нос, пристально посмотрел на тебя и, жмурясь от бившего ему в глаза солнца, сказал безразличным тоном:

– Эс-тринадцать, внизу. На твой вопрос:

– Где это? – он показал на холм:

– На южной стороне.

– Спасибо. – Ты поклонилась и направилась в сторону холма, у которого даже названия не было.

– Смотри могилу не порушь, – буркнул тебе в спину служитель.

К чему такое беспокойство? – ты оглянулась в недоумении. Старик, похоже, был серьезен: в его лице ты не заметила ни тени насмешки или издевки.

– А что, на вашем кладбище могилы не посещают, а разрушают?

Ты встряхнула мокрой головой и произнесла это с бесстрастным выражением лица, как у гипсового Гермеса. Служитель еще сильнее скрючился, заискивающе глянул на тебя снизу вверх и что-то прошамкал.

– Что вы сказали? – переспросила ты, но он только махнул рукой:

– Так, ничего особенного, – и скрылся в домике. Тебе здесь явно не были рады.

На безымянном холме росли три большие сакуры, а темноватая бамбуковая роща на склоне служила границей между кладбищем и жилым кварталом. Дорожки были усыпаны круглым белым гравием, ослепительно сверкавшим в лучах летнего солнца, здесь не было ни соринки, как на заводе, где производят сверхточные приборы. Но бамбуковая роща, хотя она и примыкала к кладбищу, выглядела заброшенной. Неубранные сухие листья покрывали землю, никто не срубал засохший бамбук, который лишал света молодые побеги. От таблички «Не выбрасывайте мусор» не было никакого толку: повсюду валялись банки из-под сока, старые журналы, лопнувшие пластиковые шланги, велосипеды без колес и ржавые холодильники.

Ты даже подумала, не свалка ли соседствует тут с кладбищем. Пологий склон холма, на котором росла бамбуковая роща, переходил в незастроенный участок земли, и, вероятно, поэтому сюда стали выкидывать крупный мусор. Кто-то приволок забавы ради холодильник, кто-то – велосипед, и мусорная свалка, постепенно разрастаясь, стала пожирать кладбище. Однако даже если называть эту свалку кладбищем вещей, то это еще не повод, чтобы стирать границу между нею и человеческим кладбищем. Или же те, кто вышвыривает сюда все ненужное, полагают, что человек после смерти тоже превращается в мусор?

Старик служитель, наверное, принял тебя за одну из тех, кто мусорит. Это раздражало вдвойне. Кто бы мог подумать, что могилы семьи Токива, которые так сложно было разыскать, оказались в таком заброшенном месте.

В бамбуковой роще виднелся просвет, там стояли ворота, метра два высотой, и сломанная железная ограда; даже святилище мертвых было усеяно пустыми банками.