Хозяин берега

— Да! — воскликнул я готовно. — Нас объединяет общее чувство любви к ней. Она засмеялась.

— Вы что, жалуетесь на жену мне? Я не успел ответить, поскольку появился опухший толстый официант и спросил:

— Что будете есть?

— А вы нам дайте меню, — попросил я.

— А зачем? У нас всё равно есть только шашлык «Дружба».

— Очень увлекательно. Тогда чего же вы спрашиваете, что мы будем есть?

— Так полагается. Шашлык «Дружбу» будете?

— Будем, — обречённо согласился я. — Дайте нам четыре шашлыка «Дружба». Кстати, а почему «Дружба»?

Официант развёл короткопалые ручки и показал на пальцах:

— Два кусочка свинины, два кусочка баранины, два кусочка говядины дружба.

— Коньяка и минеральной воды! — крикнул я ему вслед.

Я положил на стол сигареты. В спичечном коробке осталась одна спичка, я чиркнул — вялое пламя лизнуло белую тонкую деревяшечку и синим столбиком поднялось вверх, сигарета разгорелась. Я с наслаждением глубоко затянулся, судорожно вздохнул. Она смотрела на меня сочувствующе, спросила негромко:

— Ну, как впечатления на новом месте?

— Трудно сказать… Сегодня ходил к начальству представляться.

— И как прошло?

— Да трудный дядя здешний ваш Первый… Анна вздохнула.

— Он несчастный человек. У него тяжело, неизлечимо больна дочь. Если бы от меня зависело, я бы никогда не назначала большими руководителями несчастных людей. Они проецируют свою судьбу на подчинённых.

— Боюсь, мы тогда бы вообще не нашли руководителей, поскольку известно, все в мире несчастны.

— Что да, то да, — усмехнулась она. — Очень счастливых людей в поле зрения не наблюдается. Но есть откровенно, кричаще несчастные…

Я отрицательно покачал головой:

— Глядя на Митрохина, этого не скажешь. Мне показалось, что в нём живёт готовность сделать несчастным всякого, кто не соглашается с его мнением.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Не торопитесь с суждениями. Мы живём в странном мире. Тут странная жизнь и странные люди.

— Да, я уже заметил, — сказал я. — У вас как в Сицилии — кого ни спросишь, никто ничего не знает, никто ничего не помнит.

Анна с интересом спросила меня:

— И вам ничего не удалось узнать за это время?

— У нас нет правильного направления. Зачем, например, ко мне подходил Пухов накануне своей смерти? Если бы это удалось понять, мы бы решили вопрос.

— Я думаю, что найти убийцу Пухова будет очень трудно.

— Я тоже так думаю, — согласился я. Официант принёс бутылки на подносе и тарелки с шашлыком, слабо украшенным солёным огурцом.

— Как же так, у вас, на краю субтропиков, нет никаких овощей? спросил я его, пожав плечами.

— Откуда они возьмутся? У нас порог пустыни!

— Ежегодно область отчитывается о бескрайних садах, разбитых здесь, нескончаемых огородах, тысячах высаженных деревьев…

Анна усмехнулась:

— Если бы всё это не было липой, мы бы давно жили в джунглях. А так всё порог пустыни! Официант буркнул:

— Я за это не отвечаю. Повернулся, направился от нас.

— Спичек принесите! — крикнул я ему.

— Спички тоже дефицит, — сказала Анна.

— Я всё время думаю о том, зачем ко мне подходил Пухов?

— сказал я ей.

Мы выпили по рюмке коньяка и с удовольствием вонзились в шашлык «Дружба» — жёсткий, переперченный, острый, похожий на любовь, неразделённую любовь.

Вернулся официант и протянул мне коробок спичек.

— Спасибо, — поблагодарил я его. Взял картонную коробочку и обратил внимание, что на этикетке всё тот же Циолковский на фоне музея космонавтики в Калуге.

Я взял официанта за рукав, не давая ему снова покинуть

нас, и спросил:

— Скажите, эти спички продаются везде в городе?

— Да нет, это нам на той неделе из Каспийского пароходства, из орса завезли.

— Скажите, а рыбинспектора Пухова вы знали? Официант насторожился и осторожно высвободил свой

рукав.

— Знал. А что?

— Он у вас на этих днях был?

— Вообще-то был, недели две назад.

— А после этого?

— Нет, не был, — твёрдо покачал головой официант.

В моей комнате — чистоплотное запустение казённого дома. Кочевая необремененность никакими приметами обжитости. Только белые занавески на пыльных окнах, отпертый чемодан в углу на полу и портфель-дипломат на столе. Кроме них, ничто не свидетельствовало о том, что здесь кто-то живёт. Это нехорошо. Когда я вошёл сюда несколько дней назад, под окном валялись засохшие листья с тополей — их ещё с осени занесло сюда через неплотно прикрытую форточку. Форточку прикрыли, слегка протёрли пыль, и я поселился.