Хозяин

Следует, однако, признать, что привлекательность версии о наличии «фракций» в Политбюро заключалась не столько в свидетельствах Николаевского и других мемуаристов, сколько в ее достаточно органичном соединении с реальными фактами в истории первой половине 1930-х годов. Внимательное исследование всех доступных источников позволило историкам зафиксировать существенные колебания экономической, социальной, карательной, внешней политики, показать сложный характер движения к единоличной диктатуре[10]. Эти исследования до сих пор сохраняют свое значение.

Помимо проблемы «фракций» историков все больше интересовал феномен ведомственности в сталинской политической системе. Наиболее интересные материалы для его изучения давала деятельность советских хозяйственных наркоматов, а также процедура составления и согласования производственных и инвестиционных планов[11]. Персонально в центре внимания таких исследований оказался руководитель тяжелой промышленности и один из влиятельных членов Политбюро Г. К. Орджоникидзе, демонстрировавший прямо противоположные модели поведения в зависимости от занимаемых постов — в конце 1920-х годов в качестве председателя Центральной контрольной комиссии партии, а начиная с 1931 г. в качестве председателя ВСНХ, затем наркома тяжелой промышленности СССР. Определяющее значение имел также и тот факт, что столкновения между Сталиным и Орджоникидзе, закончившиеся смертью последнего, оказались единственным серьезным конфликтом между Сталиным и его соратниками, существование которого подтвердилось многочисленными архивными документами[12]. Еще одним активным участником межведомственных конфликтов был В. М. Молотов. Занимая пост председателя правительства, он отстаивал в таких конфликтах «общегосударственные интересы». Позиции Молотова и роль правительственных структур существенно прояснились благодаря исследованиям, предпринятым в последние годы[13].

Одной из целей, которая ставилась при подготовке этой книги, было выявление в архивах максимально возможного количества документальных свидетельств о столкновениях и разногласиях в Политбюро и изучение на этой основе механизмов принятия политических решений в первой половине 1930-х годов. Пока, несмотря на наличие многочисленных фактов о разногласиях в Политбюро, документы не подтверждают версию о существовании и противоборстве «умеренных» и «радикалов». С одной стороны, практически все столкновения в Политбюро носили ярко выраженный ведомственный характер. В результате одни и те же члены Политбюро в разных ситуациях занимали то «умеренные», то «радикальные» позиции. С другой стороны, все важнейшие политические решения, которые ранее было принято относить на счет одной из «фракций», при детальном изучении оказались инициативами Сталина. Несмотря на относительную самостоятельность членов Политбюро в решении многих, прежде всего оперативных вопросов, за Сталиным, судя по документам, оставалось решающее слово. Причем, тенденция эта усиливалась.

Несмотря на то, что такие выводы могут показаться банальными и скучными, факты заставляют пока придерживаться именно их. Возможно, когда-нибудь более удачливые историки найдут реальные документальные основания для более захватывающих версий. Столь же скучными и старомодными кому-то, несомненно, покажутся и те главы книги, в которых анализируются причины и механизмы кампании окончательного уничтожения бывших оппозиционеров, массовых кадровых чисток и репрессивных акций 1935–1938 гг. Огромное количество документов, открывшихся за последние десять лет, существенно продвинули изучение этих чрезвычайно важных событий и позволяют реконструировать их буквально в деталях. Важнейшие работы сотрудников общества «Мемориал» А. Б. Рогинского, Н. Г. Охотина, Н. В. Петрова и др.[14] дали толчок многочисленным исследованиям большого интернационального коллектива историков[15]. История сталинского террора является наиболее динамичным и успешным направлением историографии советского периода. Однако, что касается проблемы инициирования чисток и «большого террора», мы и теперь, опираясь на архивы, в целом можем подтвердить то положение, которое многие наблюдатели и историки выдвигали и до открытия архивов: «Суть всей чистки зависела в конечном счете от личного и политического воздействия Сталина»[16].