Хозяйка Валгаллы

Души людей наполнились ужасом и яростью, страхом и жаждой крови, липким, вещественным предчувствием неминуемой близкой гибели, и от этого выплеснувшегося во все стороны чувственного букета богиня смерти ощутила уже привычное для себя блаженное наваждение – безграничную слабость во всем теле, невероятную остроту восприятия, невесомость. В сем бестелесном состоянии, стремительная и неуязвимая, Валентина воспарила над полем брани, безмятежно расхохоталась – и послала в атаку еще два отряда с коряво связанными боевыми помостами.

На стене поднялся визг – бабы с детьми кинулись бежать, толкаясь между своими защитниками, мешаясь им, пиная под руку, и дождь из стрел оказался жиденьким и неприцельным. В щиты, которыми двое дружинников прикрывали своего бога, гулко ударили всего с пяток кремниевых наконечников, да и те не смогли пробить легкого тополиного теса в полтора пальца толщиной – хотя засели в древесине довольно глубоко.

Великий Один взревел, ускоряя шаг и напрягаясь, и могучим толчком забросил помост передним концом на край городской стены. Дружинники тоже торжествующе взревели и ринулись по ступеням-перекладинам наверх. Славяне сомкнули на их пути щиты, опустили копья. Но кремниевые наконечники уперлись в точно такие же деревянные диски. Напирающие снизу северяне стали резко вскидывать свои щиты наверх, подбрасывая вражеское оружие, подныривая под него, чтобы ударить палицей по выступающей ступне или выпрямиться уже вплотную к врагу и достать ножом поверх защиты голову или плечо горожанина.

Таких ловкачей славяне кололи копьями со второго ряда, норовя угадать в глаз или горло, нападающие отмахивались, стремясь разбить быстрым ударом хрупкие кремниевые наконечники. В сей давке часть северян цепляли топориками на длинных рукоятях верхние края славянских щитов, дергали к себе, вниз – а их товарищи в тот же миг кололи в приоткрывшуюся щель копьями. Один из таких уколов попал в горло тощего рыжего паренька – и на стене наконец-то пролилась первая кровь.

Юный воин, пытаясь зажать ладонями разорванную кремниевым наконечником артерию, сперва опустился на корточки, потом откинулся на спину, и рядом с ним присела невесть откуда взявшаяся Мара в накидке из чернобурки, с наборным налобным украшением из янтарных пластин с височными дисками в виде тонкого полумесяца. Древняя богиня смерти стрельнула недовольным взглядом на свою молодую соперницу и поднесла к губам юноши костяную чашу с серебряной окантовкой:

– Вот, выпей. Тебе станет легче…

У носящейся над жаркой битвой Валькирии работы пока не имелось. Стреляющие справа и слева по штурмовому помосту лучники ранили нескольких северян – но неопасно, хотя из боя и вывели. Дружинники Одина тоже время зря не теряли. Несколько славян свалились с раздробленными ступнями, с переломами ключиц, оглушенные ударами палиц по голове. Стена щитов стала редеть, выгибаться – и незваные гости наконец-то ступили на стену города, продолжая кто яро лупить палицами куда попало, а кто умело и отработанно пробивать топором щели в обороне либо точно наносить копейные уколы.

Справа и слева на краях стены горожане отбивались куда успешнее. Там дружинники, взбегая по штурмовому помосту, натыкались на щиты и копья – и скатывались вниз. Снова взбегали – и снова откатывались. При этом многие, раскинув руки, падали вниз в траву, другие слетали вниз кубарем и замирали в живописных позах. Славяне торжествующе вопили, хохотали, выкрикивали угрозы… Пока после четвертой такой атаки седовласый хромой горожанин не заподозрил неладное и не ткнул копьем просто вниз, в помост. Наконечник провалился в пустоту, и воин ругнулся:

– Проклятье, это морок! Нас отвлекают от главной схватки!

– Дубина! Это не морок, а призраки, – недовольно поправила его Валентина и взмахом руки послала своих верных слуг в последний решительный штурм.

Но в этот раз мертвые воины не остановились перед стеной щитов, а прошли сквозь нее, сквозь славян и стали растекаться по стене, спрыгивать в город, прямо сквозь двери и стены заглядывать в кладовки и жилища, пытались схватить прячущихся женщин.

Город на реке Эльстере наполнился воплями страха и визгами, беспорядочной беготней – и защитники стены окончательно перестали понимать, где враги, а где мираж; держится священный город Геры или уже пал, кого нужно убивать, а на кого бессмысленно тратить силы и время.

Все случилось довольно быстро. Великий Один, выбравшись из-под помоста, немного отдышался, приходя в себя. Прищурился, оценивая обстановку, потянул свое оружие, размахнулся…

Три сильных, точных броска. Три смертоносных попадания, дробящих кости несчастной жертве. Трое защитников города, сражавшихся наиболее рьяно и умело, – свалились со стены, открывая путь захватчикам. И оборона рухнула. Дружинники бога войны ринулись вправо и влево от помоста, сбивая вниз отдельных воинов, которые еще пытались оказать сопротивление, перекрыть ворогу путь. В считаные мгновения на стене остались только северяне и торжествующие призраки, да еще полтора десятка стонущих от боли раненых славян.