Хождение по углям

— Идти на войну? — удивился Анатрог. — Я шел защищать земли, а в этом нет и никогда не было никакого выбора. Я про другое совсем. Ты сказала, что я объединился с тем, из-за кого мы пошли на эту самую войну. В этом и состоял мой выбор. Но я скажу тебе тайну, которую, возможно, не поймет ни одна челядь: я не дружу ни с Радмиром, ни с Велимиром, как и они со мной не дружат. Это всего лишь вынужденное неискреннее, возможно, лицемерное объединение для всеобщего блага. Точнее, мы объединились против общего врага. Но мы также друг для друга не меньшие враги. Мы улыбаемся друг другу, пьем за общим столом, но втайне желаем друг друга прикончить. Но, если мы это сделаем, то потеряем преимущество перед более сильным врагом. Поэтому это и есть тот самый выбор с наименьшим количеством жертв. Надеюсь, ты это поймешь прежде, чем вступишь во владение Ольхом.

— Знаешь, дядюшка, я все-таки хотела бы вернуться когда-нибудь в родительское поместье «Дар левкоев», — произнесла Анаис. — Но мне интересно, а что будет, если Вы все же одолеете общего врага?

— Появится другой общий враг, — усмехнулся Анатрог и задумался. — Ну а если не появится… Все очень сложно.

— Дядюшка, я бы хотела извиниться за сказанное мною, — понурив голову, просила прощение Анаис. — Я совсем не думала, что говорила, клянусь. И я не знала, что на тебе лежит такое большое тяжелое бремя.

— Знаешь, Анюта, я и без твоих извинений собирался выпустить тебя на волю, — вздохнул Анатрог и обнял племянницу.

— Я искренне.

— Я знаю, Анюта.

Еще минуту они сидели, обнявшись друг с дружкой, после чего дядя направился к выходу. У двери он на мгновение остановился и произнес:

— Про «Дар левкоев» забудь. Он сгорел дотла.

* * *

— Вот и она, — Чернавка привела Анаис к домовине, сделанной из сырых, гнилых досок. Они были совершенно негодные, так как держалась домовина на одном только слове Зрящего. Девчата были на местном деревенском кладбище, поэтому куда ни глянь, повсюду были установлены домовины, и качество деревьев, из которых они были сделаны, было куда лучше, и держались они стойко несмотря на время.

— Это ужасно! — возмутилась Анаис. — Как можно было с таким неуважением сделать домовину?! Она их постоянно угощала квасом для поднятия духа, а они так ей отплатили!

— Анька, — тихо произнесла Чернавка, — потише, мы на кладбище, здесь нельзя так громко разговаривать. Но ты права. Когда надо было хоронить Прасковью, в те дни распогодилось, шел дождь, ничего другого не нашли. И на похоронах тоже суматоха случилась…

— Я помню из похорон только то, что из крады вывалилась рука. Обгоревшая, — вздохнула Анаис.

— Не самое приятное зрелище, — подтвердила Чернавка.

Позади девчата услышали хлюпающие в грязи шаги; они обернулись и увидели взрослого мужчину, вставшего у домовины, которую тоже судя по виду установили совсем недавно.

— Отец Петьки, — прошептала Чернавка.

— Я знаю, — сказала Анаис и осторожно подошла к мужчине. Тот повернулся в ее сторону, оценивающе посмотрел, улыбнулся и сказал:

— Вы хорошая девочка, Аня. Я надеюсь, что Вы проживете счастливую долгую жизнь, какой не смог обеспечить своего единственного сына.

— Знаете, — улыбнулась Анаис в ответ. — Петька в последние дни был счастлив.

Она кивнула Чернавке на прощание и пошла проведывать еще одно ставшее недавно для нее близким существо. Конюшня сама себя не уберет.

Глава XVI

Еще чуть больше месяца тому назад княжеские конюшни пустовали, а конюшие не загоняли себя работой. Вернувшись с войны, витязи привезли с собой и лошадей, замученных, загнанных и совсем больных. Они требовали куда больше ухода, чем раньше, а потому конюшие, отвыкшие за зиму от работы, носились как волчки и сильно уставали и перенапрягались. Доходило даже до того, что они засыпали на рабочем месте, уткнувшись в лошадиную гриву. Но было бы работникам еще более худо, если бы не регулярная помощь княжеской племянницы. Некогда она ходила в денник к своей личной лошади, чистила стойло, и расчесывала шерстку. И разговаривала по душам. Сейчас же от обилия всевозможных лошадиных звуков было не до бесед. Конюшня была к тому же очень грязной и постоянно требовала ухода. Все были заняты делом.

Анаис каждый день таскала по несколько бадей с водой и зерном для лошадей; работники приветствовали девушку искренней улыбкой, понимали, что она не была обязана им помогать, но при этом выкладывалась в работу по полной. А для нее это была отдушина; когда два близких ей человека умерли несмотря на все ее старания, в голову начали лезть самые разные мысли. Работа помогала и отвлекала от них. Анаис боялась самобичевания. Чернавка же категорически отказалась от ее помощи; она считала, что подруга еще недостаточно окрепла, чтобы таскать каждый день тяжелые мешки. Что иронично, благодаря этому решению Анаис теперь регулярно носит куда больше веса.

В один из таких рутинных рабочих дней в денник примчалась Чернавка и возбужденно произнесла:

— Анькаа, я тебя повсюду ищу! Пошли скорее со мной…

— Я не могу оставить работу, — недоуменно отозвалась Анаис, однако сердечко внутри ёкнуло.