Хотеть не вредно!

— А что снимал? Что-нибудь интересненькое?

Сашка ухмыльнулся:

— Ты будешь в восторге.

— Приходи ко мне завтра, вместе попечатаем, — предложила я ему.

Мы договорились на поздний вечер, благо, что следующий день был воскресенье.

Печатание фотографий на дому, это замечательное действо, равносильное таинству, как нам тогда казалось, теперь ушло из жизни обычной семьи. А сколько было радости у нас, мальчишек и девчонок, осваивающих премудрости фотодела. Мы сами выбирали фотобумагу, проявитель и закрепитель. Были любители, которые предпочитали, скажем, особую тонкую и глянцевую фотобумагу, а была еще матовая потолще и зернистая. Тогда почти в каждом семейном доме в темной кладовой устраивалась фотолаборатория. Фотобачок для проявки пленки, ванночи, пинцеты, глянцеватель, рамочка, фонарь с красным стеклом и тяжелый, черный фотоувеличитель, центр всего этого великолепия, составляли атрибутику домашней лаборатории. Мы с детства учились управляться с ними.

Сам процесс печатания фотографии всегда вызывал у меня волнение. В одиночку это делать было неинтересно, всегда хотелось поделиться удовольствием. Что может сравниться с моментом появления изображения на снимке, когда лист бумаги уже просвечен и опущен в проявитель! Сначала черные пятна, затем серые, все четче, яснее. Теперь главное — не передержать. Скорее прополоскать в воде и в закрепитель на какое-то время. Постепенно снимки бросаются на промывку в большую емкость. Кто-то приспосабливает ванну, если печатает в ванной. И не дай Бог, если вдруг кто, по неосторожности, во время процесса войдет и включит свет! Если снимки не зафиксировались, а бумага не убрана в специальные черные пакеты, все пропадет! Таинство происходит при красном свете, участники его похожи на заговорщиков, почему-то шепчутся, а не говорят вслух. Может, потому что уже очень поздно и в доме все спят?

Мы с Сашкой устроились на кухне, когда все давно уже отужинали. Сашка проявил и высушил пленку еще днем. С трепетом первооткрывателей мы взялись за дело. Я просмотрела негативы и ничего не поняла: какие-то мальчишки, непонятные силуэты. Колобоша сохранял загадочность и многообещающе улыбался. Первый снимок стал обретать очертания, причем очень знакомые. Когда фотография легла, наконец, в фиксаж, я разглядела окончательно улыбающуюся физиономию Бориса. Далее: Марат и Боря в обнимку на пороге школы; Боря на детском велосипеде, как великан на самокате. Вот они оба пытаются взгромоздиться на бедный велик. Вот Боря смотрит куда-то вдаль, засунув руки в обвисшие карманы старенького, тесного пиджачка. Они все так выросли из своих одежек к концу года.

— Ну, как? — спрашивает Сашка, довольный произведенным эффектом.

Мне не удалось скрыть нежность, с которой я разглядывала снимки.

— А он об этом знает? — спросила я.

Сашка хихикнул:

— Ага, чуть не убил меня, когда я сказал, чей это фотоаппарат!

— Почему?

— А ты не догадываешься?

Впрочем, я не стала вдаваться в подробности, и так достаточно выдала себя. Сашка — существо тонкое, он сразу все ловит.

— Я звал его сегодня с собой, — продолжил Колобоша.

Я чуть не свалилась с табурета:

— Да ты что! И он?

— Ага! — заерничал мой помощник. — А говоришь, что он тебя не волнует!

Я рассердилась:

— Во-первых, ничего подобного я тебе никогда не говорила…

— Значит, волнует!

— …Во-вторых, если ты сейчас же не перестанешь…

Сашка поднял руки в знак примирения:

— Молчу.

Я еще больше рассердилась:

— Но ты не сказал, что он ответил на твое предложение! О, наказание мое!

— Ну, все, все, — посерьезнел Сашка. — Боря отказался, потому что стесняется. Вот если бы ты сама его позвала…

— Ты шутишь? — возмутилась я. — Это же равносильно свиданию!

Сашка аж подпрыгнул:

— Так у нас сейчас с тобой свидание? А почему мы не целуемся? Это не честно!

— Я тебя сейчас убью, — вполне серьезно пригрозила я.

Сашка с наигранным смирением притих. Потом предложил:

— Давай в следующую субботу соберемся у меня. Ты отпрашивайся на всю ночь, а я с Борей договорюсь. Мне еще Витька Черепанов обещал первомайские пленки. Все сразу и напечатаем. А?

Сдерживая волнение и стараясь говорить равнодушнее, я ответила:

— Посмотрим. Дожить надо до субботы.

На этом и порешили, свернув деятельность до следующего раза.

В Петровском Заводе главная достопримечательность — это барельефы с изображением восьми декабристов на вокзале. Существует традиция: обязательно дождаться барельефов и отдать дань памяти декабристам, одухотворившим этот край своим присутствием и своими трудами.

Читу проезжали ночью, и я проспала бы, если б не два пассажира, которые потревожили нашу идиллию. Проснувшись, я выглянула в окно и решила даже выйти. Дым отечества был уже явно ощутим на читинском вокзале. Вокзал гудел и жил бурной жизнью. Гремела попса с идиотским даже для попсы текстом: "Мы насосы, мы насосы, Мы не курим папиросы".