— Придется, — ответил я.
В день маминого рождения я всеми силами старался не вставать, пока мама не уйдет. Плохое у меня было настроение, и неизвестно, что говорить маме. Подарка я ей так и не купил.
Открыл один глаз и осторожно поглядывал, как она собирается на работу. Обычно по утрам она ужасно веселая и энергичная, а сегодня она была печальная.
Конечно, день рождения, а никто не поздравляет. Точно она живет не в семье, а на необитаемом острове.
«У меня плохое настроение — это так, — подумал я. — Но мама не виновата, что я такой легкомысленный тип».
Встал, подошел к маме и сказал:
— Поздравляю.
— Спасибо, — сказала мама. — А я решила, что ты забыл.
Чмокнул маму в щеку. От нее пахло молоком.
Когда я маму поздравил, она сразу повеселела. Для нее все было в порядке. Я ее поздравил, папа тоже, конечно, поздравит. Значит, все в порядке. Правда, когда папа бывал дома, то он всегда дарил ей подарки: духи там или новый шарфик. А тут папы нет.
Она-то не знала, что папа все поручил мне. Это ведь было нашей мужской тайной.
Мама побегала еще немного по комнате. Переодела кофточку. У нее такая привычка — утром обязательно два раза переодеваться. А потом ушла.
И тут зазвонил телефон. Длинный, продолжительный звонок междугородного телефона. Ольга Андреевна решила, что это звонит ее сын, и бросилась к аппарату. Но оказалось, что это папа.
— Мама уже ушла, — сказал я.
— Какая жалость! — ответил папа. — Ну, ты ее поздравил?
— Конечно, — сказал я. — Поздравил.
— Что ты ей подарил? — спросил папа.
Слышно было, как назло, очень хорошо. Когда где-нибудь в кино или в театре изображают телефонный разговор, то обычно бывает плохо слышно и артисты кричат во все горло и путают слова, и от этого выходит всякая путаница. А тут было слышно превосходно.
Но я все же притворился, что не расслышал вопроса.
— Что? — крикнул я. — Не слышу, повтори еще раз.
Рядом стояла Ольга Андреевна, а папа так заорал в трубку, что не только я или Ольга Андреевна, а прохожие на улице могли услышать его голос.
Прижал трубку к уху изо всех сил, несколько раз «чтокнул» и, не слушая папу, повесил трубку.
Телефон зазвонил снова.
— Не вешайте трубки, — сказала телефонистка. — Разговор не окончен.
— Ничего не слышно, — ответил я.
— Все хорошо слышно, — сказала телефонистка. — А если вы глуховаты, позовите кого-нибудь с нормальным слухом.
Тут ворвался папин голос. Он сказал, что ничего подобного — его сын совсем не глухой, а их телефон работает неважно.
— Папа, — сказал я, — теперь я тебя слышу хорошо.
— Ну, что же ты купил маме?
— Ничего.
— Ничего? — удивился папа. — Зря я на тебя понадеялся. А почему ты, собственно, ничего не купил?
— У меня нет денег.
— Как — нет? Ты их потерял?
— Не потерял, а нет.
Хотел ему все объяснить, но по телефону это трудно.
— Ну, понимаешь… — Надо было как-то отделаться, и я сказал: — Проел на мороженое.
— Так, — сказал папа. — Силен мужик. — Помолчал. — Обидно, что ты меня подвел.
Папа не попрощался со мной и повесил трубку.
Никогда он не кричал и не ругался на меня и даже никогда не сердился. Такой он был человек. Всегда говорил про меня: «Мал еще, вырастет — поймет». А тут ничего такого не сказал, повесил трубку, и все.
День был скучный. В школе я ни с кем не разговаривал. А если ко мне кто-нибудь приставал, огрызался. Хотелось поругаться.
Вечером некуда было деваться. А мама все время спрашивала, почему я такой грустный.
Тоска заела меня просто смертельная. Оделся и вышел.
У староарбатского метро остановился и купил себе мороженое. Весь рубль проел на мороженое. Последний папин рубль. Меня прямо тошнило от этого мороженого. А я ел и ел, не знаю почему. Вероятно, от одиночества и от жалости к себе хотел все свои внутренности заморозить.
Потом стал приглядываться: искал веселую молодую парочку. Мне когда скучно, я всегда так делаю. Найду такую парочку и иду следом за ними. Интересно на них со стороны смотреть: медленно они идут, останавливаются, где только можно. И все время смеются.
А я иду следом и делаю все то же, что и они.
Они остановятся у витрины. И я остановлюсь. Они начинают смеяться. И я про себя смеюсь. Даже если ничего смешного на ум не приходит, растягиваю губы и корчу рожи. А потом мне действительно делается смешно.
Но сегодня был невезучий день. Молодые парочки не попадались, а все какие-то солидные. За такими не увяжешься: они или загоняют до пота, или засохнешь от тоски. Ваял и позвонил Нине.
— Кто ее спрашивает?
Я узнал по голосу Иннокентия Иннокентьевича.
— Борис.
Хотел поздороваться, но не стал. А то еще подумает, что навязываюсь.
— А, Борис. Давай заходи в гости.
— Прямо сейчас?
— Конечно.
Походил минут двадцать для солидности у Нининого подъезда и зашел.
Вся их семья была в полном сборе. Пришлось здороваться со всеми за руку.
Потом Иннокентий Иннокентьевич повел меня в другую комнату и показал свою коллекцию.
Это было неслыханное богатство. В большом ящике, в отдельных гнездах, лежали эмблемы разных автомашин. Олени, быки, львиные головы, антилопы, самолеты, звезды, копья.