Хорошие девочки получают все

Взяла трубку и опустилась на диван, не глядя на Лайла. Бормоча маме что-то успокоительное, услышала его шаги и звук открывшейся и закрывшейся входной двери. Слезы заструились по моим щекам.

Быть помолвленной оказалось совсем не так приятно, как я предполагала.

– Нет, мама, я не больна. Знаю, у меня странный голос – просто аллергия или что-то вроде того. Нет, не нужно посылать папу в аптеку. Ничего серьезного. На улице сыро и холодно – тебя не беспокоит артрит?

Отвлекшись на обсуждение собственных проблем со здоровьем, мама забыла расспросить меня, как прошла неделя. Зажав трубку между плечом и ухом, я убрала со стола посуду из-под мороженого, слушая, как она радостно щебечет обо всем на свете и ни о чем. Глядя на вазочку с растаявшим «Роки роуд», хотела придумать какую-нибудь выразительную метафору, сравнив жизнь с кусочками зефира и шоколадной крошкой.

Нет. Ничего не пришло в голову.

Щелкнув выключателем мусоромолки, подумала: почему я не могу жить полной жизнью, как Кирби? В тот самый миг она, наверное, наслаждается обществом одного из множества красивых, богатых и чутких мужчин, с которыми назначала свидания прошлым вечером в клубе знакомств.

Одним достается все, а другим…

21 Кирби Sono in vacanza (Я в отпуске)

Если фортуна не прекратит отворачиваться от меня, дело закончится моей смертью. Вглядываясь в экран компьютерного монитора, пытаюсь понять, как вещь, за которую я всего три месяца назад выложила четыреста долларов, могла умереть столь ужасной скоропостижной смертью.

Черт! Почему я не могу жить яркой жизнью, как Джули у себя в Голливуде, или Бри, которая, наверное, сейчас поет где-нибудь? Интересно, она знакома с Джерардом Батлером? Все-таки в шотландском акценте есть что-то, а как хорош он был в «Призраке оперы»…

Вздыхаю, сетуя на несправедливость жизни, и подчиняюсь необходимости мчаться в офис, чтобы закончить работу над шестью проектами, взятыми на дом на выходные.

Роюсь в комоде в поисках свитера (не собираюсь наряжаться, отправляясь на работу в субботний день, – вряд ли там еще кто-то будет), и тут звонит телефон. Раздумываю – не проигнорировать ли его, чтобы не выливать на окружающих свое раздражение, но на всякий случай подхожу проверить определитель номера.

Том Верной? Обожаю отца Джули, но не понимаю, с чего он решил позвонить. Снимаю трубку:

– Том? Это вы?

– Да, Кирби. Как поживает моя любимая вторая дочка? – Я обожаю родителей Джули и в детстве проводила гораздо больше времени с ними, чем с собственными родителями.

Оба известные писатели, но у них всегда хватало времени поддерживать мои подростковые писательские амбиции. Содрогаюсь при воспоминании о поистине жутких стихах, которые им приходилось читать.

– Лучше всех! Очень рада вас слышать. А как у вас дела? Как поживает невеста? Уже назначили дату свадьбы? – По словам Джули, последней любовнице отца – Эмбер, ставшей теперь его невестой, лет было эдак… двенадцать.

Но Том счастлив, так что мы решили относиться к ней благосклонно.

(На заметку, может, хоть Эмбер сочтет меня милой?) В его голосе появляются нотки раздражения.

– Нет, нет. Мы… э-э… думаем над этим. Тебе привет от Эмбер. Но я звоню по другой причине. Не хочу задерживать, так что перейду прямо к делу. Мне понравился твой рассказ, и я бы почитал еще что-нибудь. Мой агент полагает, что это самое оригинальное произведение из того, что она видела за последнее время, и хочет, чтобы ты написала полновесный роман.

Я кидаюсь на кровать, точнее, в сторону кровати, но безнадежно промахиваюсь и падаю на пол и неподвижно лежу, уставившись на телефон.

– Кирби? Ты меня слышишь?

– Да, то есть нет, то есть… что? Что вы… Какой рассказ? О чем это вы? И почему мне кажется, что первым пунктом в списке моих дел на сегодня должно быть «убить Джули»?

– Твой рассказ – впрочем, по объему он тянет скорее на новеллу, – «Возвращение стервы». Он потрясающий! Обычно я не увлекаюсь книгами подобного рода, но все же хороший рассказ есть хороший рассказ. Цепляет с первой страницы. – Он издает тихий смешок. – Кто бы мог подумать, что ты станешь великолепной писательницей, особенно после дрянных стихов, которые ты нас заставляла читать, учась в старших классах?

Охаю и чувствую, как пылает лицо.

– Мистер Верной, то есть Том, вы же отец. Вы не мог ли признаться в том, что считаете мои стихи полным дерьмом. Тогда вы говорили, что я подаю надежды.

Том принимает более серьезный тон.

– Правильно, Кирби. Ты была подростком с… скажем так, со сложной ситуацией в семье, и в то же время – очень умным, но трудным ребенком, лучшей подругой моей дочери. Мы с Сильвией скорее дали бы отрезать себе языки, чем сказали тебе, что твоя поэзия – глупая писанина человека, зацикленного на самом себе. Но ты ведь была подростком! Естественно, что стихи были эгоцентричными, касались твоих переживаний – такими они и должны были быть. – Он смеется. – Проблемы начинаются, когда писатели не могут перерасти это. В таких случаях мой агент говорит, что подобные опусы заставят ее поседеть раньше времени.