Хорнблауэр и «Атропа»

Дженкинс указывал на следующую запруду. Нисколько не волнуясь, Хорнблауэр взял курс на нее, провел паром в отверстие, почувствовал, как накренилось судно, как убыстрилось его движение, блаженно оскалился, летя вниз, достиг водоворота и провел судно через него без малейших колебаний. Дальше, дальше в сгущающейся темноте. Мосты; еще плотина — к радости Хорнблауэра, последняя (Дженкинс не зря говорил, что проходить их надо засветло) — деревни, церкви. Совсем стемнело, он замерз и устал. Мария опять вышла на корму, и он поговорил с ней сочувственно, даже посетовал, что до Оксфорда так далеко. Дженкинс зажег фонари — один на хомуте передней лошади, другой на задней луке седла, в котором ехал сам. Хорнблауэр с кормы «Королевы Шарлотты» видел, как пляшут на бечевнике огоньки — они указывали ему повороты, и все же судно дважды задевало прибрежный камыш. Оба раза у Хорнблауэра екало сердце. Было совсем темно, когда судно вдруг замедлилось, буксирные тросы провисли. По тихому окрику Дженкинса Хорнблауэр направил паром к освещенному фонарями причалу. Умелые руки подхватили концы и пришвартовали судно. Пассажиры хлынули на причал.

— Капитан… сэр? — сказал Дженкинс.

Сейчас он произнес слово «капитан» совсем не так, как при первом знакомстве. Тогда оно звучало панибратски, теперь он обращался, как матрос к своему капитану.

— Да? — сказал Хорнблауэр.

— Это Оксфорд, сэр, здесь смена.

В дрожащем свете фонарей Хорнблауэр увидел двух людей, на которых указывал Дженкинс.

— Значит, теперь я могу пообедать? — спросил он с легкой иронией.

— Да, сэр, прошу простить, что из-за меня вам пришлось так долго оставаться без обеда. Сэр, я у вас в долгу. Сэр…

— Все в порядке, Дженкинс, — сказал Хорнблауэр поспешно. — У меня были свои причины торопиться в Лондон.

— Спасибо, сэр, и…

— Далеко отсюда до Лондона?

— Сто миль до Брентфорда, сэр, по реке. Вы успеете туда к рассвету. Как будет прилив, Джим?

— В самом начале, — сказал сменщик. — Там вы сможете нанять лодку и через час будете на ступенях Уайт-холла, сэр.

— Спасибо, — сказал Хорнблауэр. — Тогда я прощаюсь с вами, Дженкинс.

— До свидания, сэр, и спасибо вам, вы настоящий джентльмен.

Мария стояла на носу парома, и даже в темноте Хорнблауэр чувствовал, что она его не одобряет. Однако когда она заговорила, по ее словам это было незаметно.

— Я раздобыла тебе горячий ужин, Горацио, — сказала она.

— Отлично, клянусь Богом! — воскликнул Хорнблауэр.

На причале девушки и мальчишки продавали путешественникам еду. Внимание Хорнблауэра привлек крепкий паренек с тележкой, на которой лежал бочонок, очевидно с пивом. Хорнблауэр ощутил, что пить хочет гораздо сильнее, чем есть.

— Вот чего мне надо, — сказал он. — Дай-ка мне кварту.

— У меня только пинты, сэр, — ответил парень.

— Тогда две пинты, бестолочь.

Хорнблауэр, не переводя дыхания, осушил деревянную кружку и принялся за вторую. Тут он вспомнил про свои манеры. Ему так хотелось пить, что он совсем о них позабыл.

— Хочешь пива, дорогая? — спросил он Марию.

— Наверно, я не отказалась бы от пол-пинты, — ответила Мария. Хорнблауэр мог бы заранее угадать, что Мария сочтет уместным для леди пить пиво пол-пинтами.

— У меня только пинты, сэр, — упрямо повторил паренек.

— Хорошо, дай леди пинту, а я допью, — сказал Хорнблауэр. Он почти опорожнил вторую кружку.

— Все на борт! — закричал новый рулевой. — Все на борт!

— С вас шиллинг, сэр, — сказал парень.

— Восемь пенсов за кварту пива! — возмутилась Мария.

— Недорого, — сказал Хорнблауэр. — На, держи!

С беспечной веселостью он дал мальчику полкроны, и тот, прежде чем сунуть монету в карман, радостно подкинул ее в воздух. Хорнблауэр взял из рук Марии кружку, опорожнил ее и отдал мальчику.

— Все на борт!

Хорнблауэр шагнул на паром и аккуратно помог спуститься Марии. Неожиданно для себя он обнаружил, что на борту «Королевы Шарлотты» появилось еще несколько пассажиров первого класса. Двое или трое мужчин и шесть женщин сидели в освещенной лампой каюте, маленький Горацио спал в уголке. Мария смутилась — она хотела поговорить о семейных делах, но стеснялась посторонних. Она зашептала, указывая на сидящих с каменными лицами незнакомцев, давая понять, что если б не они, сказала бы куда больше.

— Ты дал этому мальчику два шиллинга шесть пенсов, дорогой, — говорила она. — Зачем?

— Это было чистое безумие, дорогая, — легкомысленно ответил Хорнблауэр. Он был очень близок к правде.

Мария вздохнула, глядя на своего необъяснимого мужа, который сначала швыряется деньгами, а затем во всеуслышание заявляет, что безумен.

— А вот и ужин, — сказала она. — Я его купила, пока ты разговаривал с этими людьми. Надеюсь, он еще горячий. Ты весь день ничего не ел, а хлеб и мясо, которые я взяла с собой, уже наверняка зачерствели.

— Я готов съесть все, что у тебя есть, и даже больше, — сказал Хорнблауэр. Если не считать кварты с лишком пива, желудок его был совершенно пуст.

Мария указала на деревянные тарелки, стоящие на скамейке рядом с маленьким Горацио.

— Ложки и вилки я достала наши, — объяснила она. — А тарелки мы оставим на пароме.

— Отлично, — сказал Хорнблауэр.