Хора на выбывание

— Ну так вот, э-э-э, — мучительно вспоминая, продолжал Воронин, — масло там, бальнеологические курорты… Ах, да… Вот. Это. Еще не так давно жители трех сел: Ларга, Золотиевка и Николаевка входили в один колхоз. После раздела за Ларгой осталась тысяча гектаров, которые коллектив здешней бригады — 46 рабочих (в основном люди пожилые) решили обрабатывать сообща, и два трактора, один из которых из ремонта не выходит. И никакой помощи ниоткуда. Соседям из Золотиевки — там хозяйство поперспективнее — помогают американцы, а ларгчанам помочь некому. Директор С.Г.Мыркэ… Гм, то есть это, директор — Сергей Георгиевич Мыркэ, конечно, а не СГМыркэ, да…. Так вот, он это…. с гостями из Кишинева беседует неохотно: досада на власть, которая, по его мнению, не повернулась еще лицом к сельчанину. А потому роль руководителя хозяйства унизительна!

Тут Воронин поднял вверх указательный палец. Главное, чтобы не заснул, старый козел, подумал президент, и скороговоркой оттарабанил:

— Чтобы арендовать трактор для обработки земли, приходится идти на поклон к частникам — МТС на юге еще не появились. Средств на это весной, когда нужно закупить солярку, семена, не всегда хватает. Очень много у хозяйства долгов в бюджет, соцфонд. А рассчитаться нечем. Урожайность сельхозкультур низкая. Дожди пошли не в срок — пшеница проросла, больше, чем за 50 бань килограмм, ее не продать, да и не покупает никто… И все же люди держатся до последнего. Понимают: если разорится хозяйство, рассчитывать больше не на что. Чтоб товарищей не подвести, секретарь парторганизации Иванова вышла на работу даже с гипсовым корсетом. Люди работают с надрывом, на износ. И готовы работать так и дальше, была бы видна перспектива.

Но, а для эффектного финала, Воронин, подлив чаю в стакан Ивана Петровича, вспомнил о разорении страны:

— Задержать молодежь здесь нечем, Иван Петрович, совершенно нечем! И потому на улицах не слышно звонких детских голосов. В местной типовой школе, рассчитанной на 120 человек, всего 18 учеников и 6 учителей. Классов четыре комплекта: второй, третий и четвертый учатся вместе, шестой, восьмой и девятый — по отдельности. Ребятишек мало, невыгодно обогревать школу. Но, во-первых, как оставить без работы учителей, которым по году, два осталось до пенсии, а во-вторых, где взять автобус для перевозки ребят в Золотиевскую школу? На базе школы — это крепкое, двухэтажное здание — можно было бы открыть какое-либо производство — есть печное отопление, в рабочем состоянии столовая. Проблема в отсутствии электричества. За школой и медпунктом «висит» долг в 10 тысяч леев и нет в селе воды — ее отключили три года назад за неуплату. Сам медпункт вместе с отделением связи, обслуживающим 130 пенсионеров, расположен в аварийном помещении. Строение покосилось, чтобы не обвалилась крыша, ее подперли металлической трубой. Зато здесь всегда можно узнать свежие новости и полистать газету «Коммунист». Людям надоела такая жизнь. Они поверили, что ее можно изменить. Но для этого нужно только одно. Только одно. Одно.

Выдержав паузу, Воронин схватил Бодюла за плечи, сильно встряхнул и заорал:

— Нужны ДЕНЬГИ!!! Деньги, деньги, деньги, деньги! Где золото, чтоб тебя за ногу, золото где?! Золото давай!!! Золото давай, сука!!!

Иван Петрович не отвечал. Он умер от разрыва сердца еще когда Воронин возвращался в комнату…

ХХХХХХХХХХ

— Ну и напрасно вы старика-то до смерти напугали, — мягко сказал Лоринков, выходя из-за плотной шторы.

С минуту президент глядел на него взглядом обезумевшего человека.

— Вы… что…

— Да не переживайте вы так, — деловито сказал журналист, пинком ноги сталкивая покойного уже Бодюла со стула, и усаживаясь сам. — Коньяку хотите? Случайно прихватил фляжку.

Воронин, от столь кощунственных действий помощника вздрогнувший, покорно присел, стараясь не глядеть на седую макушку Ивана Петровича, которая выглядывала аккурат из-под угла стола. Лоринков взял стаканы, выплеснул остатки чая на пол, и налил коньяк.

— Ну, — крестясь и целуя зачем-то почти черного серебряного Христа на тоже потемневшей цепочке, сказал Лоринков, — помянем старика, царствие ему небесное!

— Помянем, — повторил растерянный президент.

Выпили.

— Да не переживайте же, говорю вам, — прервал молчание Лоринков, — боитесь шантажировать буду? Не бойтесь. Мы с вами столько всего натворили, что расставаться мне с вами будет жаль.

— Да и мне с вами, — с надеждой сказал президент.

— Так что с золотишком-то?

— Не сказал, — с сожалением ответил президент, и добавил, — а вы ушлый. Откуда узнали?

— Не скажу. Узнал, это главное. А вы дилетант, уважаемый. Кто же так информацию добывает. Впрочем, не огорчайтесь. Я вас понимаю. Небось, делиться не хотелось?

— Очень не хотелось, — искренне вздохнул президент, — впрочем, что сейчас об этом. Старик уже умер. А где золото партии, знал только он.

— Это разрешимо, — сказал журналист.

— Как именно?

— Прочитайте.

Журналист швырнул через стол папку. На ней было написано. «Дело Рошки — старшего».

Воронин открыл папку и опасливо заглянул в нее.