Хонас и розовый кит

За все пять лет семейной жизни на моем дне рождения не было так мало гостей. Представляю, как спустя годы мы с Талией останемся в одиночестве и, сидя в полумраке, словно две престарелые совы, будем любоваться замороженным тортом. Отсутствие гостей меня ужаснуло. Ну как меня понять?

Мужчины меня обнимали, женщины целовали. Теща извинилась за опоздание своих детей Пабло и Хулии. Пабло постоянно прогуливал семейные праздники. Он исчезал перед Новым годом, Рождеством, годовщиной свадьбы своего отца и Иры, перед Первым мая, равно как и Днем святых невинных младенцев Вифлеемских [3]. «Во время карнавала нельзя отыскать две вещи: пиво в магазинах и Пабло дома», – любила повторять Ира, его мачеха. В то время как отсутствие Пабло поддавалось прогнозированию, его появление предсказать было невозможно. Совершенно неожиданно он возникал на диване со стаканом кампари в руке и рассказывал сказки о своем новом бизнесе или, абсолютно измотанный, приходил в себя после бегства от судебных приставов, вооруженных десятком постановлений на его счет, одним словом, ставил честь семьи под удар. Хулия не имела привычки пропускать праздники, но всегда являлась с опозданием и в окружении толпы друзей, которые с волчьим аппетитом уничтожали все угощения, от чего хозяева чувствовали себя скрягами, пожалевшими зажарить на ужин быка.

Я обрадовался приходу Эстебана, моего давнего приятеля. Мы дружили с юности. Вместе учились в школе и были основателями пафосного кружка под названием «Свет и знание». Тогда Эстебан был рослым, потливым, державшимся неестественно прямо перфекционистом, готовым к любой конкуренции. Пятнадцать лет спустя он представляет собой уважаемого гинеколога, укротившего свои потовые железы и всеми силами стремящегося к профессиональным свершениям на благо клиенток и общества. Однако стоит ему сделать пару глотков, как он расслабляется и становится приятным собеседником. Моя жена и тесть с тещей его обожают. Я его ценю и любил бы как брата, если бы не его маниакальная одержимость убедить нас с Талией завести детей. Отсутствие отпрысков в нашей семье кажется ему аномалией, попранием законов природы. Стоит мне отвернуться, как он наступает на Талию с нравоучениями, как убедить меня не скупиться на сперматозоиды. Стоит рядом появиться коляске, как он тычет в нее в надежде пробудить в нас желание использовать пестик и тычинку по назначению. Он решился бы на любую выходку, лишь бы увидеть Талию беременной. Уверен, Эстебан без раздумий подменил бы меня в роли, которую я, по его словам, выполнять ленюсь.

– С днем рождения. В этом году я вручу аисту ваш адрес. Ему давно пора к вам наведаться, – поздравил меня Эстебан.

– Спасибо. Аист детей раздает бесплатно. А вот с вами, докторами, я связываться боюсь. Вы берете так дорого, что детям впору рождаться с чеком в кулачке.

Шутка вышла неуклюжей. Никто, включая меня, не засмеялся. Я совсем неостроумен – когда шучу, готов сам заткнуть уши ватой.

Другой причиной отсутствия чувства юмора у гостей был голод. Не успела Талия пригласить к трапезе, как все ринулись в столовую, опрокинув пару стульев, разбив рюмку и чуть не раздавив домработницу Эмилию.

При взгляде на подносы с едой с трудом верилось, что ужин был импровизированным. Жаренное на вертеле мясо. Салат из пальмовых побегов, помидоров, зелени, свеклы, моркови и других ингредиентов. Рис трех сортов. Курица. Свинина.

– Мясо великолепно. Уже пару недель не ел хорошего. Это такой дефицит. Где ты его достала? – спросил Ликург у моей жены.

Талия не знала, что ответить. Ее нога ни разу не ступала в мясную лавку. Пополнение наших съестных запасов сводилось к звонку папе, чтобы сообщить, что холодильник опустел.

Патрокл удовлетворил любопытство Ликурга:

– Пришлось добраться до Ла-Гуардии. Мы проехали двадцать километров, чтобы достать пару килограммов филе. Настоящее безумие!

Патрокл врал: мясо, что мы ели, было из его холодильника. Мясной бизнес – одно из его последних коммерческих начинаний. О деле, которое ему казалось малодостойным, он предпочитал умалчивать. Патрокл разделял труд на высокий и плебейский. Он посвятил свою жизнь выращиванию тростника и импорту бытовой техники. Однако экономический кризис обескровил его предприятия. Крестьяне схлынули с плантаций на поля коки, принадлежавшие наркоторговцам. Рецессия вынудила Патрокла обратиться к единственному рентабельному сектору – снабжению продовольствием. Благочестивому Патроклу было в самый раз открыть фабрику по производству церковной утвари, но вместо этого он вынужден торговать овощами и крупами. К своему стыду он угодил в одну нишу с метисами, стоящими за прилавками на рынке. С унылым видом он часто повторял: «Еще немного, и я скачусь до шашлыков на крыльце кинотеатра “Виктория”». Дочери трепетали от жалости к отцу, слушая его причитания. «Бедный, – думали они. – Чтобы содержать нас, он не отказывается ни от каких заработков и готов даже разводить собак».

Будучи этим вечером в менее доброжелательном настроении, чем его дочери, я спросил с недоверием в голосе: