— Хм, пельмешек, — буркнул танкист, — я бы от жареной картошки не отказался или борща домашнего со сметаной.
При одном воспоминании о борще лицо Парфёна расплылось в блаженной улыбке.
— Не дразни уже, хоть это есть и то хорошо, — ответил Егор.
— А что? Картошки нажарить вполне реально, — обрадовалась Тоня, — в погребе наверняка осталась. Масло подсолнечное я на кухне видела. Сковороду найдём, вот только на чём готовить, газа нет, электроэнергии нет. А костёр на улице жечь опасно, Серые могут нагрянуть.
— Да, не вариант, — поддержал Парфён, разрывая пакеты со снеками.
Они молча хрустели чипсами и сухариками, вылавливая по очереди вкусные помидорки из банки.
— Закрутки зачёт, — похвалил Парфён ловко отправив в рот очередную помидору, — воды только теперь обопьемся, солёное всё.
— Это да, — согласился Егор, с хрустом пережёвывая сухарики, — а картошки мы всё равно возьмём. В дорогу. Ехать ещё далеко, где-нибудь костёр разведём, запечём в углях.
— Горячего хочется, — улыбнулся Парфён.
Настроение Антонины немного улучшилось. Она даже несколько раз улыбалась. Новость о том, что её родители не превратились в жутких монстров, радовала, но мысль о том, что возможно они больше не увидятся, печалила.
— Я пойду к себе спать, — тихо сказала она.
Егор хотел подняться из-за стола, чтобы пойти с ней, но Тоня сделала жест рукой, чтобы он сел обратно.
— Не надо Гоша. Я хочу побыть одна. Вы тоже ложитесь. Завтра дальняя дорога.
Тоня поднялась в свою комнату, тоска по прежней жизни не отпускала. Может, следует поехать за родителями, она так соскучилась по ним. Сидя на своей кровати, Тоня ещё раз перечитала письмо, потом бережно сложила его и спрятала под подушкой.
Когда она проснулась, солнечный свет пробивался через неплотную штору. Сон был крепким и сладким. Снилось, что она снова маленькая девочка, рядом с ней любящие родители. Они играли, ходили на речку. Мама всё время улыбалась, а отец шутил и напевал какую-то смешную песенку о незадачливом пастухе и упрямом ослике.
Тоня сладко потянулась и огляделась. Ничего не изменилось в комнате, с той поры как она покинула отчий дом.
На какое-то мгновенье ей показалось, что всё происходящее вокруг просто дурной сон и не более, что папа внизу с раннего утра занимается по хозяйству. И что сейчас дверь в комнату откроется и зайдёт мама, упрекая без злобы, что дочь страшная соня, что завтрак уже давно готов и почти остыл.
Дверь и в самом деле открылась, но вместо любимых родителей на пороге стоял Егор. В одной руке он держал автомат. Увидев, что Тоня не спит, он поднёс палец к сомкнутым губам, давая понять, шуметь не стоит. Ужасная реальность вернулась к Тоне, развеяв без остатка светлые воспоминания и мечты.
Антонина внимательно смотрела на своего друга. Тот на цыпочках подошёл к краю окна, слегка отодвинул штору, и украдкой посмотрел на улицу.
— Что происходит? — еле слышно прошептала Тоня.
— Серые… Много, — так же еле слышно прошептал Мельников, — они всюду. Надо уходить.
Рощина медленно поднялась с кровати и осторожно подошла к другому краю окна. Слегка отодвинув штору, увидела, как серые спины шныряют по двору туда-сюда. Поднялся и Парфён.
— Не уходят? — шепнул он.
Егор отрицательно покачал головой.
— Надо как-то до машины добраться и рвать когти, — шептал мехвод, приближаясь к окну на цыпочках.
— Подождём, может, поищут, да уберутся восвояси, — предложил Егор.
— Подождём, — кивнул Парфён в знак согласия.
В самом деле, серых спин, снующих во дворе, становилось меньше и вскоре они исчезли вовсе.
— Вроде ушли, — чуть громче сказала Тоня.
— Похоже на то. Попробуем смыться.
Егор отошёл от окна и, шагая крадучись на цыпочках, вышел из комнаты. Парфён последовал за ним. Тоня ещё раз на прощанье окинула взглядом свою комнату, глубоко и горько вздохнула и вышла, плотно притворив за собой дверь.
Прежде чем покинуть дом друзья ещё раз оценили ситуацию, осмотревшись через окна. Убедились, что на улице нет серой опасности, вышли наружу. Солнце начинало припекать. Егор хотел запереть входную дверь на замок и уже вставил ключ в замочную скважину, но Тоня остановила его.
— Не надо, — она покачала головой, — вдруг придётся бежать обратно. Пусть будет открыто.
Они быстро прошли через двор, вышли на улицу. Оглянулись по сторонам.
Служебная BMW хоть и стояла на месте, уже не была красивой полицейской машиной. Стекла выбиты. Крыша машины, капот и крышка багажника измяты, словно на них танцевали рок-н-ролл. Глубокие царапины окончательно уничтожили глянцевый лоск покраски.
— Вот суки! — вырвалось у танкиста.
— Не грусти, найдём другую машину, не хуже, — хлопнул Егор по плечу товарища.
— Я за руль, — строго и спокойно кинула Антонина, давая понять, что это не обсуждается.
Мельников и не собирался перечить, всё равно он водит хуже. Тоня уложила винтовку между сидений. Парфён вернулся на какое-то время в дом и вернулся с банкой лечо. Довольный собой он ловко прошмыгнул на заднее сидение.
— Забрал таки, — хмыкнул Егор, кивнув на банку.
— Да, — протянул Парфён, — очень мне пришлись по душе заготовки мамы Тони.
— Тониной мамы, — поправил Мельников.