Холостяк

Будучи задетым в самое сердце, Гиттар резко оставил до сих пор обороняемую позицию. Он признал правоту своей собеседницы с той внезапностью, которая придавала его предшествующему поведению некоторую странность. Стало быть, он отрицал то, что было, потому что теперь он признавался в своих настоящих мыслях. Если он был способен на притворство, что доказывало, что он не притворялся постоянно? Это то, что сказала ему мадам Пенне. Это замечание ввергло его в великое беспокойство (поскольку Клотильда никогда не упускала случая сделать обидного вывода из всякого признания или откровения: если последнее было правдой, то все остальное, следовательно, было ни что иное, как ложь). Он не знал, как объяснить эту перемену и резко пожалел о своем признании. "Я так и знал", – подумал он. В своей жизни он часто произносил эти слова, но всегда слишком поздно.

– Простите меня, – пробормотал он. – Я произнес эти слова помимо воли.

Он хотел добавить: "Из-за вас". Но он боялся допустить новый промах и, не переставая, взвешивал слова.

– Я не думал о том, что говорил.

Он полагал таким образом исправить допущенную неуклюжесть. Но мадам Пенне перебила его.

– Нет-нет-нет… Не отпирайтесь… Вы думаете то, что вы сказали. Вы же не ребенок. К тому же, я это знаю, я…

Произнося эти последние слова, она посмотрела ему в глаза.

– Да, это правда, – сказал он.

– Зачем же тогда меня обманывать?

Гиттар был настолько инфантилен, что вместо того, чтобы радоваться тому только, что мадам Пенне могла вести с ним подобный разговор за спиной своего мужа, пришел в полную растерянность. В это мгновение послышался голос последнего.

– Так вы не идете?

Гиттар поднялся, извиняясь перед Клотильдой: он желал удалиться не без того, чтобы не дать почувствовать, насколько отвратительной казалась ему развязность ее мужа.

– И вы меня покидаете так? – спросила она.

Этот вопрос поставил Гиттара в положение, в котором тот не привык находиться, положение человека, намеки которого остались незамеченными, и который не мог высказать их более ясно. Это было настолько непривычно для него, что он сказал:

– Вы прекрасно видите, что это не зависит от меня.

– Значит, это зависит от моего мужа? – с вызовом сказала мадам Пенне, которую забавляло разоблачать все то, что могло беспокоить сердце этого неуклюжего влюбленного.

– Не торопитесь, но я вас жду, – продолжил голос мсье Пенне.

– Если вы плохо понимаете, – сказала тогда Клотильда, – то знайте, главная задача влюбленного – соблазнить мужа своей возлюбленной.

Этот совет привел Гиттара в замешательство. Значит, то, что он любил мадам Пенне, было настолько заметно, что она сама это заметила. Он присел. Ему показалось, что Клотильда насмехалась над ним, и тут же он почувствовал, как краснеет. Она все превращала в шутку, делая вид, что принимала его за влюбленного в нее джентльмена, тогда как он испытывал к ней глубокие чувства, не имевшие ничего общего с этим жеманством.

– Но… но… – пробормотал он.

– Не уворачивайтесь! Вы испытываете неприязнь к моему мужу, и, между тем, я не думаю, что он что-то вам сделал. Это человек очень мягкий, немного грубоватый с виду, как может показаться, но очень добрый в душе.

– Определенно, – откликнулся Гиттар на этот панегирик. – Вы вынуждаете меня говорить вещи, которые никогда, пусть даже на секунду, не пришли бы мне в голову.

– Мсье Гиттар, я вас по-прежнему жду.

Приглашенный поднялся. Он снова извинился перед Клотильдой.

– Но останьтесь же, – ответила ему она, – ничто не торопит.

– Но, однако, меня зовет ваш муж.

– Не срочно же. Он зовет вас только для того, чтобы вы о нем не забыли.

Действительно, голос его стих, и Гиттар, успокоенный, продолжил беседу с мадам Пенне. Теперь он находил невозможным высказать своих чувств, произнести слов, которые бы открыли его сердце. Разве Клотильда только что не хвалила своего мужа? Как мог он, в этот момент, пойти в наступление?

– Вы никогда не думали поехать на Корсику? – спросил он с удовлетворением, которое испытывают, выражая неудовольствие так, что вас не могут в этом упрекнуть, настолько в этом случае было бы легко изобразить удивление.

– На Корсику?

– В Аяччо, например?

– Но, милый друг, почему вы задаете мне этот вопрос? – спросила Клотильда, изобразив великое удивление, хотя прекрасно поняла подоплеку этого маневра.

– Не знаю… Я сам себя спрашиваю. Мне довольно трудно назвать вам причину.

Тогда мадам Пенне перестала смотреть с удивлением на своего собеседника и, словно мать, которая, не замечая дерзости своего ребенка, продолжает его ласкать, продолжила:

– Вам следовало бы, наверно, присоединиться к моему мужу… Он наверняка ждет вас с нетерпением.

– Но это вы меня удержали…

– Как… Как это я вас удержала? Послушать вас, создается впечатление, что вы ребенок, которому все навязывают свои желания. Но, милый друг, я вас никогда не удерживала… Я предполагаю, что раз вы остаетесь со мною, то потому, что сами этого хотите.