Шпуньдик. Представь, близехонько. Трактир «Европу» знаешь?.. вот за Сенной. Тоже по рекомендации Кучина. Ну, брат, Петербург, скажу, город! Я еще только на Дворцовую площадь успел сходить. Признаюсь… Исакий-то, Исакий-то один чего стоит? Ну, вот и тротуары… достойны удивленья.
Мошкин. Да, да… у тебя еще глаза разбегутся, погоди… А что, Филипп, помнишь, у нас там соседка была…
Шпуньдик. Татьяна Подольская небойсь?
Мошкин. Да, да, она, она.
Шпуньдик. Приказала долго жить, Миша… вот уж девятый год.
Мошкин
Шпуньдик. Помаленьку, брат, слава богу; я не жалуюсь. А твои как? С тех пор как ты от нас переселился, чай, в большие чины попасть успел?
Мошкин. Нет, брат, куда нам! Какие тут большие чины! Тоже помаленьку.
Шпуньдик. Однако ж крестик-то есть?
Мошкин. Ну, крестик-то есть…
Шпуньдик. Ты словно ждешь кого-то?
Мошкин. Да, жду.
Шпуньдик. А что?
Мошкин. Угадай.
Шпуньдик. Да где же мне…
Мошкин. Нет, угадай, угадай.
Шпуньдик
Мошкин
Шпуньдик
Мошкин. А вот погоди, я тебе — не теперь, теперь недосуг… а эдак вечерком, что ли, многое кое-что порасскажу. Ты удивишься, братец. Впрочем, в коротких словах можно, пожалуй, и теперь. Вот видишь ли, Филипп, вот это у меня гостиная, а я вот сам тут сплю…
Шпуньдик. Воспитанница?
Мошкин. Да; то есть она, впрочем, девица благородная, титулярного советника Белова дочь; с покойницей ее матушкой я незадолго до смерти познакомился — и странный такой случай вышел. Удивительно, право, как это иногда бывает… точно, должно сознаться, судьбы неисповедимы! Надобно тебе сказать, Филипп, что я на этой квартире всего третий год живу; а Машина-то матушка с самой смерти мужа своего две маленькие комнаты здесь в четвертом этаже занимала; а умер он таки давненько.
Шпуньдик. Нет, спасибо.