Холодный как лед (ЛП)

– Ну–ну, теперь не суетитесь по пустякам. Он умер и не сможет снова добраться ни до вас, ни до меня. Как же мне хотелось бы иметь шанс призвать его к праведному суду, который Йенсен так заслужил.

Ее и в самом деле, должно быть, контузило в голову, чувствуя головокружение, подумала Женевьева. Вот вроде правильные слова говорит Гарри Ван Дорн, и звучат они смело, благородно и героически. А у нее лишь одна мысль вертится: он украл письмо, единственное, что ей осталось от Питера Йенсена. Мэдсена. Кто бы он там, черт возьми, ни был.

Или был. Она почувствовала, как защипало в глазах, и потрясла головой, борясь с переполнившим ее горем.

Гарри ничего не замечал. Он сидел рядом с постелью, и по какой–то причине Женевьева хотела отодвинуться как можно дальше от него. Странно, ведь он же такой безвредный, такая же жертва, как и она. То есть была жертвой.

– Хотя Мэдсен и мертв, боюсь, у вас есть очень опасные враги, и я поставил целью убедиться, что вы не пострадаете за то, что помогли спасти меня.

– Где мы? – снова спросила Женевьева, отклоняя его гладкие заверения.

– Там, где вас никогда не найдут.

– Где? – настойчиво вопрошала она. – Где–то в Азии?

Она посмотрела поверх его плеча на застывшую темную фигуру мужчины азиатской внешности, на когорту суетившихся вокруг слуг.

– Почти никакой вероятности цунами, – со смешком сказал Гарри.

– Даже не думала об этом, – заверила она. – И насколько я могу сказать, мы прямо у океана. Как мы можем избежать цунами?

– Ладно, не можем, –  поправился Гарри с ленивой усмешкой. – Вы, адвокаты, понимаете все буквально. Давайте так скажем: приливная волна имела бы длинный разбег, чтобы добраться до места, где стоит этот дом.

– Где?

– Вы ведь так легко не отступаете, а, Женевьева? Надеюсь, вы не возражаете, что я вас так называю – я так понимаю, с тех пор как мы прошли вместе через такие приключения, нам стоит обращаться друг к другу по имени.

Она бы не назвала те дни смертей и опасности разновидностью приключений, но, с другой стороны, Ван Дорн ведь и не знал ничего. Он ведь провел все время в наркотическом ступоре.

– Где мы, Гарри? – снова спросила Женевьева, ее терпеливость всего лишь обман, который почти рассыпался в прах.

– Я не могу вам сказать, – ответил Ван Дорн, и она почти поверила его ласковому протяжному выговору. – Чем меньше людей знают об этом месте, тем лучше. Когда все успокоится, вы уедете отсюда, и совсем не мудро выпустить вас с такой осведомленностью. Слишком для вас опасно. И гораздо опаснее для меня.

– Другими словами, если вы скажете, вам придется меня убить?

Он одарил ее совершенно очаровательной улыбкой.

– Вам лучше забыть все о времени, проведенном здесь.

Женевьева начала сильно раздражаться.

– У вас есть какие–то замысловатые причины утаивать от меня, как долго это продолжалось?

Ее чуть язвительный тон пропал даром, не произведя ни малейшего впечатления.

– Тринадцать дней.

– Что? – вскрикнула она, за что вознаграждена была резкой болью, отдавшейся в голове. – Это невозможно. Я не могла проспать тринадцать дней.

– Не совсем проспали. У вас ведь контузия, помните? Док Шмидт решил погрузить вас с помощью лекарств в кому, чтобы дать время поправиться. И не смотрите с таким ужасом – мой персонал превосходно заботился о вас, пока вы были в отключке.

– Вы накачали меня наркотиками? И чем это отличается от того, что проделывали с вами те ублюдки? – возмутилась, чуть не трясясь от бешенства, Женевьева. Она позабыла все свои вышколенные манеры адвоката, и ей было наплевать.

– Потому что мы старались помочь, а не держать в покорности, перед тем как убить вас, – снисходительно объяснил Гарри. – Кроме того, вы под присмотром врача. Не стоит так остро реагировать.

Про себя Женевьева подумала, что имеет право на небольшую истерику, учитывая обстоятельства, но промолчала.

– И сколько мне предстоит провести времени в этом таинственном месте?

– Пока вы не поправитесь, и пока не исчезнет угроза. Этот ненадежный сукин сын попал в ад, но его место займут десятки других, и они так легко не сдадутся.

– Но…

– Джек, проследи, чтобы у нашей гостьи было все, что она, возможно, захочет. Таково мое желание. – Вставая в полный рост, Гарри отклонил ее возражения. – Это вот Джек О'Брайен, один из моих исполнительных помощников.

– Как Питер Йенсен?

Гарри скривился.

– Джек со мной слишком долго, чтобы ставить под вопрос его верность. Кроме того, он меня не предаст, верно, приятель? В конце концов, я ведь знаю, где хоронят тела.

Стоявший в тени мужчина выступил вперед, слегка поклонившись.

– Все, что пожелаете, мисс Спенсер, – произнес он тихим почтительным голосом.

– Видите? – явно довольный собой сказал Гарри. – Вы не могли быть в лучших руках. Джек один из самых–самых. Я знаю, что вы думаете: откуда у восточного человека такое имечко, как Джек О'Брайен? Отец у него был белым, а мать японка. Его настоящее имя – язык сломаешь, поэтому просто зову его Джек.

Мужчина снова поклонился, кажется, не замечая невольное проявление расизма Ван Дорна.

– Вы здесь в совершенной безопасности, мисс Спенсер.