Холодные объятия

– Тогда что я должна делать с ней?

Легкая ухмылка появилась на его губах.

– Снимай толстовку.

Я уставилась на него.

Он вскинул брови.

– Я серьезно. Мне нужно смочить этим царапины. – Он снова потряс бутылку.

Я ответила не сразу.

– Ничего я снимать не буду.

– Еще как будешь.

Приподнявшись на локтях, я встретила его решительный взгляд.

– Ты, наверное, нанюхался травки, если думаешь, что я сниму с себя хоть клочок одежды.

– Как я уже говорил, наркотики убивают. – Он усмехнулся под моим сердитым взглядом. – Майку тоже придется снять, малышка. Живот у тебя не болит только потому, что яд или кровь просочились сквозь ткань. Это вызывает онемение кожи, но яд на теле не способствует заживлению. Так что давай-ка, раздевайся.

Я опустила взгляд. Темная ткань толстовки не позволяла увидеть, есть ли на ней кровь демона.

Рот подошел ближе, присев на корточки возле кровати.

– Не надо стесняться.

– Еще чего, – проворчала я, заставляя себя принять вертикальное положение. Комната слегка наклонилась, и я закрыла глаза.

– Как будто я не видел тебя раньше.

– О боже, – простонала я. – Да не в этом дело.

Рот вздохнул.

– Послушай, мы теряем время. Тебе станет еще хуже, и эта святая вода уже не поможет. Все просто, так что не хнычь и раздевайся.

С трудом приоткрыв глаза, я попыталась унять сердцебиение. Только после этого я смогла трезво посмотреть на вещи. Если я не сниму толстовку, это сделает он, что еще хуже. Нет, я смогу, я справлюсь. Он ничего не значит для меня. Хорошо. Я уже не испытываю никаких чувств к нему. Здорово. Я уже взрослая девочка.

Я тихо выругалась себе под нос и подняла руки, осторожно стягивая с себя разом всю одежду. Теперь, когда причина перебранки валялась на полу, я смогла осмотреть свой живот.

Все выглядело не настолько… плохо.

Когти всего лишь ободрали кожу, но оставили три темно-красные уродливые царапины, от которых ответвлялись крошечные линии, похожие на капилляры.

Прошло несколько напряженных секунд, когда до меня дошло, что Рот даже не шелохнулся. А как же, черт возьми, весь этот бред насчет того, что «время не ждет»? Я подняла взгляд и увидела, что он действительно замер.

Он все так же сидел на корточках возле кровати, и между его длинными пальцами свисала зажатая за горлышко бутылка со святой водой. Он смотрел на меня так же пристально, как до этого в раздевалке, но в его золотистых глазах полыхал огонь, а взгляд был прикован к моей груди. Хорошо хоть Бэмби не использовала грудь в качестве подушки. Ее ромбовидная голова отдыхала сейчас чуть ниже пупка.

Он не сводил с меня глаз, и тепло постепенно разливалось внизу живота, особенно когда его язык скользнул по верхней губе. Блеснул болтик пирсинга, и я почувствовала, что краснею. Мне совсем не нравилось то, что творилось в моем теле. Как не нравилось и то, что он таращился на меня и как будто не сомневался в том, что ему это позволено.

И еще, черт возьми, мне совсем не нравилось, что дышать стало практически невмоготу.

– Перестань пялиться на меня, – огрызнулась я.

Он взбесил меня еще больше, когда медленно поднял взгляд, и пламя, бушевавшее за радужкой его глаз, опалило мою кожу. Прошло мгновение, и он заговорил:

– Ляг на спину.

Меня покоробил его резкий тон, и захотелось дать отпор, но я решила, что чем скорее покончу с этим, тем лучше. Откинувшись на спину, я уставилась в потолок, чувствуя, что он подошел ближе.

Рот склонился надо мной, и я сжала в кулаках мягкое одеяло, чтобы не дергаться.

– Будет немного щипать.

Я стиснула зубы.

– Это ведь не хуже, чем когда тебя штопают нитками, верно?

Он скользнул по мне взглядом и пробормотал:

– Конечно.

Затаив дыхание, я приготовилась к душераздирающей боли, пока он открывал бутылку, наклоняя ее к моему животу. Первая капля с шипением опустилась на кожу, а потом полилась жидкость, окропляя следы когтей и стекая вниз по животу, проливаясь на постель.

Бэмби дернулась вниз, ее голова скрылась под поясом джинсов, убегая от потока святой воды. Моя кожа горела, румянилась, и я закусила нижнюю губу. Было не так больно, как при наложении швов, но и назвать это приятным удовольствием язык не поворачивался.

– Уж извини, – пробормотал он, наклоняя бутылку еще раз. Он делал это осторожно, избегая прямого контакта с водой. Я представила себе его реакцию, учитывая, что он полнокровный демон, и поняла, что ему было бы гораздо больнее.

Порезы покрылись белой пеной, и от жжения слезы выступили на глазах. Наконец бутылка опустела, и Рот отстранился.

– Полежи так немного.

Медленно вдыхая и выдыхая, я лежала неподвижно, пока Рот не вернулся с полотенцем. Он молча вытер остатки жидкости с моего живота. Только тогда я заметила, что кончики его пальцев стали темно-розовыми.

Я прочистила горло.

– Ты сжег пальцы.

Он пожал плечами.

– Бывает. – Он не трогал следы когтей, но, когда поднимался, коснулся свободной рукой шрама на руке, оставленного Стражем. – Не шевелись.

Мне не пришлось долго ждать. Рот вернулся с черным одеялом – пушистым, роскошным. Таким же он укрывал меня в ту ночь, когда на меня напал Петр. Он прикрыл одеялом грудь, оставляя живот оголенным, и отошел от кровати.