Холод смерти

— В какой-то мере. — Мне показалось, что щеки его слегка порозовели. — Конечно, она не знала о моих... моих чувствах к Лауре. Мы скрывали это от окружающих.

— Поэтому вы и не хотели, чтобы Фоули допросили?

— Я так не говорил.

— Вот поэтому я вас и спрашиваю об этом.

— Да, отчасти. — Наступила пауза. — Но если вы считаете, что допрос необходим, я не буду возражать. Нам с Лаурой нечего скрывать.

— Допивайте, джентльмены. Мы закрываемся, — вмешался бармен.

Мы допили. В вестибюле Брэдшоу нервно пожал мне руку и пробормотал, что ему надо вернуться к жене. По лестнице он поднимался, перепрыгивая через две ступеньки.

Я дождался, пока Арни закончил партию. Одним из качеств, которые делали его великолепным детективом, было то, что он умел вписываться в любую компанию, в любую ситуацию и разговаривать с представителями любых слоев общества. Они с портье крепко пожали друг другу руки, и мы вышли из гостиницы.

— Женщина, с которой зарегистрировался твой приятель, — сообщил он мне в машине, — хорошо сложенная красотка, изъясняющаяся книжным языком.

— Это его жена.

— Ты не сказал мне, что Брэдшоу женат, — довольно раздраженно сказал Арни.

— Я сам только что узнал. Это тайный брак. У бедняги властная мамаша. Старуха владеет всем состоянием, и, судя по всему, он боится, что она лишит его наследства.

— Лучше бы ему во всем ей признаться, а там уж было бы видно.

— Я посоветовал ему то же самое.

Арни вел машину на полной скорости вдоль озера, рассказывая по дороге длинную историю о своей клиентке, которую он обслуживал для Пинкертона в Сан-Франциско еще до войны. Это была хорошо сохранившаяся вдова лет шестидесяти или около того, которая жила со своим сыном, парнем лет тридцати. К полуночи сын всегда возвращался домой, редко раньше, и она хотела знать, чем он занимается по вечерам. Выяснилось, что он уже как пять лет был женат на бывшей официантке, которую он содержал, и у них уже было трое детей.

Арни замолк.

— Ну и что было дальше? — спросил я.

— Старуха влюбилась в своих внуков и ради них смирилась с невесткой. И все они вместе стали жить-поживать на старухины деньги.

— Жаль, что Брэдшоу не женился раньше и у него нет детей.

Некоторое время мы ехали молча. Дорога свернула от берега и шла теперь под деревьями. Вокруг сгущалась ласковая темно-зеленая ночь. Я продолжал размышлять о Брэдшоу и о его неожиданно для меня проявившихся мужских чертах характера.

— Я бы хотел, чтобы ты разузнал кое-что о Брэдшоу, Арни.

— А что, его брак вызывает у тебя подозрения?

— Да нет. То есть не совсем. Но он скрыл от меня то, что встречался с Элен Хагерти в Рено этим летом. И мне бы хотелось точно знать, чем он здесь занимался в августе. Джудсону Фоули он сказал, что работал для университета Невады, но вряд ли это правда.

— Почему бы нет?

— Он защищался в Гарварде и обычно занимался там или в Беркли. А еще мне надо, чтобы ты кое-что разузнал о Фоули. В частности, почему его выгнали из игорного дома.

— Ну это не составит никакого труда. Начальник его охраны — мой ближайший приятель. — Он глянул на часы. — Можно было бы поехать туда прямо сейчас, но думаю, что так поздно в воскресенье его уже там нет.

— Подождет до завтра.

Филис ждала нас с ужином и выпивкой. Было уже невообразимо поздно, когда мы устроились на кухне и приступили к трапезе, медленно хмелея от пива, общих воспоминаний и усталости. Естественно, что разговор все время возвращался к Элен Хагерти и ее смерти. В три часа ночи я читал вслух ее стихотворение из «Звезды Бриджтона» о плачущих скрипках, вздыхающих под напором непогоды.

— Как грустно, — произнесла Филис. — Наверное, она была замечательной девушкой, даже если это всего лишь перевод.

— Ее отец сказал то же самое. Замечательная. Он тоже в каком-то смысле замечательный.

И я принялся рассказывать им о старом алкоголике-полицейском, произведшем на свет Элен. На часах уже было половина четвертого. Филис спала, уронив голову на стол между бутылками. Арни начал их осторожно собирать, чтобы не разбудить ее раньше времени.

Когда я наконец остался один в своей комнате, у меня возникла мысль, что Хоффман дал мне журнал не просто так. В одном белье я уселся на свежепостланную кровать и принялся его изучать. Я узнал много подробностей из студенческой жизни Бриджтона более чем двадцатилетней давности, однако ничего существенного для интересующего для меня дела.

Зато я нашел еще одно хорошее стихотворение. Оно было подписано инициалами Д.Р.Б.

Когда бы мир, как старый негатив.

Преображенный камерой обскура,

Предстал передо мной, открыв

Завесу тайны сумрачной натуры,

Я увидал бы, что луна черна,

Белеса ночь, как воронова стая,

А ты б, моя любимая, была

Последней грешницей в преддверье рая.