Холод смерти

— Не понимаю. Она двадцать лет не появлялась здесь. Разве что прошлой весной приехала сообщить своей матери, что разводится. С ним. — Он махнул рукой в глубину дома, откуда доносилось позвякивание льда.

— Она разговаривала с вами, когда была здесь?

— Я и видел-то ее всего однажды. Она сказала: «Привет! Как дела?», и этим все ограничилось. Она разговаривала с матерью о Берте, но той не удалось ее отговорить. Берт даже поехал с Элен до Рено, пытаясь убедить вернуться обратно, но она ни за что не соглашалась. Он не умеет с женщинами.

Хоффман допил содержимое своего стакана и поставил его на пол. Некоторое время он так и оставался в согнутом положении. Я даже испугался, не вытошнит ли его. Но он снова вернулся в сидячее положение и пробормотал что-то о своем желании мне помочь.

— Отлично. Кто такой Люк Делони?

— Он был моим другом. До войны был большим человеком. О нем она тебе тоже рассказывала?

— Ну, вы, лейтенант, сможете рассказать мне больше, чем она. Я слышал, у вас отличная память.

— Элен говорила?

— Да, — соврал я без зазрения совести.

— Значит, она хоть уважала своего старика?

— Конечно.

Он вздохнул с облегчением. Облегчение это было ненадолго, как и все, что посещает человека, который пьет, чтобы заглушить голос разума. Но на некоторое время он успокоится и будет считать, что его дочь, с которой он боролся всю жизнь, в чем-то ему уступила.

— Люк родился в девятьсот третьем на Спринг-стрит, — осторожно начал он. — В доме номер двести десять, через два дома от того места, где жил я, когда был маленьким. Я познакомился с ним в школе. Он был особенным мальчиком, мог, например, экономить даже проездные талоны только для того, чтобы на день св. Валентина купить всему классу поздравительные открытки. Директор любил водить его по классам и демонстрировать его математические способности. У него была хорошая голова, ничего не скажешь. Он дважды перепрыгивал через класс. Старик Делони занимался изготовлением цемента, а цемента после войны требовалось много. Люк купил на сэкономленные деньги бетономешалку и начал свое дело. Он отлично преуспевал в двадцатых годах. Потом на него работало более пятисот человек со всего штата. На него не повлияла даже депрессия. Он был не только строителем, но и настоящим дельцом. В те годы шли только общественные работы, и Он заключил федеральные контракты, а потом женился на дочери сенатора Осборна, что тоже не помешало ему в делах.

— Я слышал, что миссис Делони жива.

— Конечно, жива. Она живет в доме, который построил сенатор в 1901 году на Гленвью-авеню. Кажется, в сто третьем.

Я запомнил адрес. Послышалось звяканье, и в комнату вошел Берт Хагерти с подносом, на котором стояли лед и стаканы. Я расчистил место на секретере, и он поставил поднос с клеймом гостиницы Бриджтона.

— Что ты так копался? — пробурчал Хоффман.

Хагерти замер, взгляд его забегал.

— Не смей так со мной разговаривать, Эрл. Я тебе не прислуга.

— Если тебе не нравится, ты свободен.

— Я понимаю, что тебе плохо, но всему есть пределы...

— Кому плохо? Мне хорошо.

— Ты пьешь уже сутки.

— Ну и что? Человек имеет право утопить свое горе. Голова у меня ясная, как стеклышко. Можешь спросить мистера Артура. Мистера Арчера.

Хагерти натужно рассмеялся фальцетом. Это был очень странный звук, и я попытался его заглушить.

— Лейтенант мне только что рассказывал одну древнюю историю. У него потрясающая память.

Но настроение у Хоффмана было испорчено. Он неловко поднялся, подошел к нам с Хагерти и окинул нас взглядом. Я почувствовал себя в клетке с больным медведем и его поводырем.

— Смешно, Берт? Ты считаешь мое горе смешным? Она была бы жива, если бы у тебя хватило духу удержать ее. Почему ты не вернул Элен из Рено?

— Я во всем виноват, — раздраженно воскликнул Хагерти. — Я ладил с ней лучше, чем ты. Если бы у нее не было отцовского комплекса...

— Заткнись, ты, вшивый интеллигент. Тряпка! Я тоже знаю кое-какие слова... И не смей больше называть меня Эрл. Мы не родственники. И никогда бы не были ими, если бы мое слово хоть что-нибудь здесь значило. Какое ты имеешь право приходить в мой дом и шпионить за мной? Ты кто такой?! Баба!

Хагерти молчал, беспомощно глядя на меня.

— Я сейчас сверну тебе шею, — продолжил его тесть. Я встал между ними.

— Лейтенант, давайте без насилия. Это не украсит вашу биографию.

— Это ничтожество еще будет обвинять меня. Он сказал, что я пьян. Объясни ему, что он ошибся. Пусть он попросит у меня прощения.

Я незаметно подмигнул Хагерти.

— Берт, лейтенант Хоффман трезв. Он сможет сам себе налить. А сейчас вам лучше уйти.

Кажется, Берт был раз этому. Я проводил его до выхода.

— Это уже в третий или четвертый раз, — тихо произнес он. — Я не хотел его заводить.

— Пусть немного успокоится. Я посижу с ним. А потом я бы хотел поговорить с вами.

— Я подожду в машине.

Я вернулся в клетку к медведю. Хоффман сидел на кушетке, поддерживая голову руками.

— Все пошло к черту, — произнес он. — Этот нытик Берт Хагерти надоел мне. Что ему от меня надо? — Настроение его постепенно улучшалось. — Ну хоть ты меня не бросил. Давай наливай себе.