— Ерунду? Она лежит там в крови, это я обрекла ее на смерть.
— О ком она? — спросил я Алекса.
— Какая-то женщина по имени Элен. Никогда в жизни не слышал о ней.
Зато я слышал.
Долли принялась что-то шептать, но так монотонно, быстро и невнятно, что я едва мог разобрать. Она была сатаной, и отец ее был сатаной, и отец Элен был сатаной, и они все были связаны кровавыми узами убийств, что делало их с Элен кровными сестрами, но Долли предала ее, и теперь она убита.
— Что ты сделала с Элен?
— Я не должна была приближаться к ней. Они все умирают, как только я приближаюсь.
— Это бред, — тихо сказал Алекс. — Ты никогда никому не причинила зла.
— Что ты обо мне знаешь?
— Все, что мне нужно. Я люблю тебя.
— Не смей говорить так. Тогда я еще больше хочу умереть. — Она сидела, выпрямившись в его объятиях, потом снова посмотрела на свои руки и зарыдала. — Я — преступница.
Алекс взглянул на меня потемневшими глазами:
— Что-нибудь понимаете?
— Не очень.
— Но вы же не думаете, что она на самом деле убила эту Элен? — Мы говорили, не обращая внимания на Долли, как будто она была глухой или сумасшедшей, и она не возражала.
— Мы даже не знаем еще, убит ли кто-нибудь, — произнес я. — Похоже, ваша жена страдает комплексом вины, но на самом деле это еще не значит, что она в чем-то виновата. Мне кое-что удалось узнать о ней сегодня. — Я присел рядом с ним на диван и спросил Долли:
— Как зовут твоего отца?
Казалось, она не слышала меня.
— Томас Макги?
Она резко кивнула, как будто ее кто-то толкнул сзади.
— Он чудовище. И меня превратил в чудовище.
— Каким образом?
Этот вопрос вызвал еще один монолог:
— Он застрелил ее, — она опустила голову, — и бросил в луже крови, но я сказала тете Алисе и полиции, и его судили, а теперь он снова сделал это.
— С Элен?
— Да, и я в этом виновата. Это все из-за меня.
Казалось, она получила странное удовольствие от постоянного признания собственной вины. Ее безжизненный вид, рыдания без слез, бессвязная речь и глубокие паузы — все это свидетельствовало о нарастающем душевном кризисе. Я чувствовал, что за этими чисто мелодраматическими самообвинениями скрывается тонкая богатая натура, которая находится под угрозой гибели.
— Лучше ее больше не спрашивать ни о чем, — сказал я Алексу. — Мне кажется, она уже не чувствует разницы между правдой и вымыслом.
— Вы так думаете? — вдруг злобно выкрикнула она. — Все, что я помню, — правда, а я помню себя с года, я помню все — ссоры и побои, пока он не застрелил ее.
— Заткнись, Долли! — оборвал я ее. — Или смени пластинку. Надо вызвать врача. У тебя в этом городе есть знакомый врач?
— Нет. Мне не нужен врач. Вызовите полицию. Я хочу сделать признание.
Она играла в опасную игру с нами, а главное, с собственным сознанием, балансируя на краю реальности, готовая в любой момент сорваться в бездонную пропасть безумия.
— Хочешь признаться в том, что ты чудовище? — спросил я.
Это не сработало. Она повторила совершенно буднично:
— Я — чудовище.
Метаморфоза происходила буквально на глазах. Хаотические силы, бушующие в ней, изменили очертания ее рта и нижней челюсти. Она тупо смотрела сквозь спутанные волосы. Я уже с трудом мог узнать в ней девушку, с которой разговаривал днем на ступеньках библиотеки.
Я повернулся к Алексу:
— Вы знаете каких-нибудь врачей в городе?
Он покачал головой. Короткие волосы Алекса шевелились от ужаса, как будто от жены к нему пробегали электрические разряды, но, казалось, никакая сила не заставит его расстаться с Долли.
— Я могу позвонить папе в Лонг-Бич.
— Может быть, попозже мы так и сделаем.
— Разве нельзя просто отвезти ее в больницу?
— Нам нужен частный врач, который мог бы защитить ее.
— От чего?
— От полиции, от психушки. Я хочу, чтобы она не отвечала ни на какие официальные вопросы, пока я не выясню все с Элен.
Долли захныкала:
— Я не хочу в психушку. У меня здесь был доктор, давным-давно. — Слава богу, ей хватило ума, чтобы испугаться, и страх подтолкнул ее к нам.
— Как его зовут?
— Доктор Годвин. Джеймс Годвин. Он психиатр. Я была у него в детстве.
— Здесь есть телефон?
— В доме. Миссис Брэдшоу позволяет им пользоваться.
Я вышел из привратницкой и направился к особняку. Туман дополз уже и сюда. Он спускался с гор и поднимался от океана.
В большом белом доме царила тишина, несколько окон светились. Я нажал звонок. За тяжелой дверью слабо звякнул колокольчик. Дверь открыла высокая темноволосая женщина в набивном хлопчатобумажном платье. Несмотря на грубые черты лица и следы прыщей на щеках, она была достаточно красива. Не успел я произнести слова как она сообщила мне, что мистера Брэдшоу нет дома, а миссис Брэдшоу ложится спать.
— Мне нужен всего лишь телефон. Я приятель юной особы из привратницкой.
Она подозрительно посмотрела на меня, и я подумал, не заразила ли меня Долли, не позаимствовал ли я у нее безумно-сомнамбулическую манеру поведения.
— Это очень срочно, — добавил я. — Ей нужен врач.
— Она заболела?
— Да, и очень серьезно.
— Что же вы оставили ее одну?
— Она не одна. С ней муж.
— Но она не замужем.
— Не будем сейчас обсуждать это. Вы мне дадите позвонить врачу?