Холмы Смерти

— Что ж, так говорят. Во всяком случае, плавая среди островов, вдали от материка, мы жили как короли, клянусь глазами сатаны. Грабежу подвергались все проходящие суда: и простые корабли, и роскошные галеры. Потом появился испанский военный корабль, и нам пришлось туго. Выстрел пушки отослал Джона к его праотцу, дьяволу, а я, как ближайший помощник Бельфонта, стал капитаном. Был там один негодяй-француз по имени Ла Коста, который попытался выступить против меня. Я приказал повесить его на грот-рее и повернул корабль на юг. В конце концов нам удалось ускользнуть от испанцев, и мы пошли за грузом слоновой кости к Невольничьему Берегу. Но, видно, удача покинула нас вместе с Бельфонтом. Наш корабль наскочил на рифы в густом тумане, а когда он рассеялся, показалась сотня каноэ, наполненных нагими ревущими дьяволами. Несколько часов мы бились с туземцами и победили, но дорогой ценой: половина наших погибла, порох закончился, судно, пробитое рифами, готово было затонуть. Мы могли сделать только две вещи: выйти в открытое море на лодках или добираться до берега. Осталась только одна не поврежденная бомбардами испанцев лодка. Несколько человек из команды сели в нее, и в последний раз мы видели их идущими на веслах на запад. Остальные дошли до берега на плотах.

Клянусь чертями! Это было безумие, но что еще оставалось делать? Джунгли буквально кишели кровожадными туземцами. Наш отряд двинулся на север в надежде встретить невольничью резервацию, принадлежащую европейцам, но дикари перерезали нам путь, и пришлось повернуть на восток. Мы вынуждены были отвоевывать каждый шаг вперед, и ряды наши таяли, как туман на солнце. Люди гибли под ударами копьев туземцев, под клыками диких зверей, от укусов ядовитых змей. В конце концов джунгли поглотили всех моих спутников. Я остался один. Мне удалось сбежать от дикарей, и несколько месяцев, почти безоружный, я брел по этой враждебной земле. Однажды, подойдя к берегу огромного озера, я увидел стены и башни города, стоящего на острове.

Ястреб расхохотался.

— Клянусь костями святых! Все остальное звучит как сказка сэра Джона Мэндевилла! На острове я познакомился со странным народом, которым правила какая-то нечестивая каста. До моего появления им не довелось видеть ни одного белого. В юности я бродил с шайкой воров, маскировавшихся под акробатов и жонглеров, и теперь мое мастерство и ловкость рук произвели сильное впечатление на островитян. Они смотрели на меня как на бога. Все, кроме старого Агары, жреца, которому помимо всего прочего еще и цвет моей кожи не нравился.

Я стал для них чем-то вроде живого идола. Агара решил этим воспользоваться и тайно предложил мне пост верховного жреца. Я притворился, что согласен, и узнал многие из его секретов. Поначалу я сильно побаивался старика, ведь ему ничего не стоило наложить заклятие и лишить меня ловкости и способностей. Но остальные меня боготворили.

Озеро называлось Найана, а острова — острова Ра. Главный остров носил название Басти. Правящая каста называла себя кабасти, а рабов — масутос.

Жизнь масутос ужасна. Они полностью зависят от желаний и прихотей своих жестоких хозяев. Я видел женщин, которых засекли до смерти, и мужчин, распятых за малейшие провинности. Культ кабасти темный и кровавый, привнесенный на остров из каких-то диких земель. Каждую неделю на огромном алтаре в храме Луны под кинжалом Агары умирали несчастные. В жертву приносили одного из масутос — сильного юношу или девственницу. Но отвратительней всего то, что, прежде чем кинжал жреца приносил освобождение от мук, человек подвергался истязаниям, о которых трудно говорить. Святая инквизиция бледнеет перед пытками, изобретенными жрецами Басти. Их изуверство так искусно, что стонущая, бормочущая в бреду, ослепленная, освежеванная жертва все еще живет, пока последний удар кинжала не выхватит ее из терзающих когтей этих дьявольских страданий.

Ястреб увидел, как в холодных глазах англичанина медленно загорается гнев. Кейн махнул рукой, чтобы пират продолжал свой рассказ.