Хольмганг

Олаф расправил плечи и, не спуская глаз с незнакомца, одним движением развязал «ремешок благоразумия», что соединяет в землях викингов рукоятку меча и верх ножен, дабы люди не срубали друг другу головы там, где достаточно тычка в зубы или хорошей оплеухи. Этот ремешок можно порвать, но достаточно сильным рывком, не таким, каким обычно вынимают меч. А для того чтобы сбросить с глаз пелену гнева или пьяного угара, толкающего на необдуманные убийства, благоразумному воину достаточно буквально одного мгновения. Эту короткую паузу и даёт «волшебный» ремешок. Не будь подобного приспособления, дети северных фиордов, вместо того, чтобы сеять ужас среди прибрежных народов, давно бы перебили друг друга. Или бы переняли мерзкие сердцу свободного человека обычаи других стран, где люди, входя в трактир, отдают оружие слуге трактирщика.

Как нельзя быть свободным, не обладая никаким оружием, чтобы эту свободу защитить, так, став хозяином оружия, с ним можно расставаться лишь перед омовением. Люди, которые не берут клинок на пиры, справедливо опасаясь, что в пьяном бреду могут убить того, кого не хотели убивать, наносят такую обиду своему мечу, которую он рано или поздно припомнит. Хороший меч – лучший друг хорошего воина, и справедливо назовут лицемером того, кто надеется на друга на поле брани, но отказывает ему в праве присутствовать на торжестве в честь победы.

Олаф-рус надеялся, когда станет старше, научиться обходится без «ремешка благоразумия». Он знал, что седые воины ничего не привязывают к рукояткам мечей. Разве что тот, кто имел дело со злыми кочевниками, в подражание им приделает к навершию петлю под названием темляк, дабы не потерять оружия, если враг выбьет его из рук. Но «ремешками благоразумия» они не пользуются никогда, потому что не теряют разум даже после самых обидных слов или после семи кружек самого крепкого вина.

Олаф-рус знал, что если доживёт до их лет, станет таким же благоразумным, но сейчас он был молод и потому пользовался ремешком.

Жест молодого викинга для любого человека, знакомого с назначением этого, на первый взгляд странного приспособления, был бы предупреждением о приближающейся опасности. Но старик словно забыл за сорок лет службы в Империи все обычаи родной земли и смотрел на Олафа всё тем же дерзким и наглым взором. Олаф знал причину, по которой незнакомец не воспринял всерьёз его жест. Поэтому сразу не обнажил меч, а попытался уговорить старика по-хорошему.

– Ты угрожаешь мне потому, что где-то затаился твой драккар. Но не забывай, пятьсот русов сушат рыбу и чинят вёсла ещё ближе.

Незнакомец засмеялся. Олаф, глядя на его трясущийся беззубый рот, с трудом боролся с желанием разрубить седую голову надвое.

– Вижу, колдовская кровь не так сильна в тебе, чтобы ты читал мысли любого человека в любое время, – сказал старик, насмеявшись, – я так уверенно говорю, что ты будешь драться в моём хольмганге, потому что у меня есть, чем тебя завлечь.

– Ну, тогда говори, – разрешил Олаф, – только предупреждаю сразу: деньги мне не нужны. Если бы я искал удовольствий, что можно купить на золото и серебро, то уехал бы служить нашему конунгу из страны словенов. Туда уже переселилась половина русоволосых викингов. Но я не такой.

– Я знаю, что ты не такой, – улыбнулся старик, – поэтому подготовил тебе подарок, достойный настоящего воина.

Он, наконец, развернул свёрток, который уже давно привлекал внимание молодого викинга. В свёртке оказалась кольчуга неописуемой красоты.

Старик повесил кольчугу на невысокое дерево, распяв её рукава на ветках, и отошёл в сторону – полюбоваться творением неизвестного оружейника и дать возможность Олафу оценить награду.

– Это серебро? – спустя некоторое время спросил Олаф.

– Серебро сверху. Внутри настоящая сталь. Сталь держит удар, серебро бережёт от влаги, – довольно ответил старик.

Олаф вспомнил самое печальное зрелище, какое может увидеть глаз воина – доспех, тронутый ржавчиной – и кивнул. Да, для тех, кто сражается и на суше и на море, такие кольчуги – подарок судьбы.

Но кое-какие вопросы молодого руса пока оставались без ответа.

– В той части мира, которую я знаю, не носят такое облачение. Из каких земель твоя кольчуга?

– Из стран, где ты никогда не был. Где песка больше, чем воды. Она вышла из кузницы великого мастера.

Олаф мысленно надел кольчугу на себя и, представив, как это нелепо будет выглядеть, спросил:

– Не кажется ли тебе, что воин сурового Севера смотрится странно в доспехах с далёкого Юга?

Незнакомец помотал головой.

– Сверху ты наденешь кожаную рубаху, что хранила твоё тело и руки до локтей в последних боях. С ней ты всегда будешь выглядеть как северный воин, и даже закрытые южной кольчугой предплечья не сделают тебя смешным.

Олаф молчал. Хорошая кольчуга или панцирь, ламеллярный доспех из Империи или чешуйчатый из страны, которой правит потомок Шарлеманя – вот то, о чём он уже давно мечтал.