Я мотнула головой. Не хотелось даже думать ни о чем подобном. Переведя взгляд на лицо мамы, обнаружила, что она спит. И тогда позволила себе без сил опуститься рядом в кресло.
И не заметила, как тоже задремала.
Он пришел следующим вечером, как и обещал.
Уже привычно, но на этот раз без лишних слов, распахнул дверцу машины и молча ждал, когда я сяду внутрь. Как хозяин жизни, привыкший, что все его указания исполняются быстро и покорно.
Но я стояла, не в состоянии сдвинуться с места. И, наверно, впервые за все время, позволила себе прямо взглянуть на того, кому себя продала.
Жесткий, волевой подбородок. Острый взгляд, который пугает до чертиков. Виски уже тронуты сединой, но пряди все еще темных волос, зачесанных назад, создают с ними упрямый контраст. На изящном, красивом носу — неожиданная горбинка. Вероятно, последствия перелома. Губы тонкие, властные… Я вздрогнула, представив, как они меня касаются.
Весь он, Камиль Исаев, был словно сталь. Холодный и несгибаемый.
— Налюбовалась? — поинтересовался он прохладным тоном.
— Я не… — пробормотала, пойманная с поличным, но ему, похоже, были неинтересны мои оправдания, потому что он перебил:
— Может, сядешь наконец в машину или все-таки предпочитаешь, когда тебя силой запихивают?
Представив это, я быстро юркнула на переднее сиденье, куда он указал. Хотя хотелось забраться назад и, потерявшись в объемном пространстве джипа, сделать вид, что меня здесь вообще нет.
Он тронулся с места мгновенно. Я невольно уперлась взглядом в его руки, уверенно ведшие автомобиль. Пробежалась глазами по длинным, тонким пальцам и, к своему ужасу, обнаружила, что на меня наползает странный жар. Поспешно отведя взгляд к окну, отважилась спросить:
— Куда мы едем?
— Ко мне, — последовал короткий ответ.
Больше вопросов я не задавала. Просто смежила веки и попыталась раствориться в мерном гуле мотора и шелесте колес.
Кто-то нес меня на руках. Кто-то большой, высокий и сильный. Я покрепче ухватилась руками за шею мужчины, почувствовав вдруг себя как в детстве — в безопасности. Как тогда, когда папа еще не пил и, приходя с работы, первым делом брал меня на руки и катал…
— Папа… — сорвалось как-то с губ само собой.
Меня тут же поставили на землю — грубо, резко, и я испуганно распахнула глаза и покачнулась, осознав, где нахожусь и с кем.
— Простите, Камиль Назарович… — пробормотала неловко, не зная, куда деть глаза. — Я кажется уснула…
Он лишь мимолетом полоснул меня своим серо-стальным взглядом, от которого стало холодно, и сказал:
— Идем.
Я покорно пошла за ним следом. Мы поднялись по ступенькам к дверям дома, показавшегося мне просто гигантским. В сознании невольно мелькнул вопрос — неужели он живет здесь один?
— Комната для тебя уже готова, — сообщил мне Исаев, небрежно бросив пальто на кушетку в огромной прихожей. — Идем, покажу.
Я снова поплелась за ним, как послушная собачка. Впрочем, таковой, наверно, я для него и являлась, если не хуже. В конце концов, меня ведь купили, как вещь.
— Нравится? — спросил он, распахивая дверь.
— Нравится, Камиль Назарович… — откликнулась скорее автоматически.
— Я же просил звать меня по имени, — заметил он хмуро.
— Простите… Камиль.
Мой взгляд уперся в огромную кровать, стоявшую посреди комнаты, и я тут же его отвела, ощущая, как вновь вспыхнули щеки.
— Отдыхай, — сказал он, и хрипотца, зазвучавшая в его голосе, царапнула по коже, как физическое прикосновение. — Я приду к тебе завтра… сам.
С этими словами он вышел, а я зябко поежилась. В просторной комнате было неуютно, а от одной мысли о том, чтобы залезть на широкую кровать, становилось не по себе. Хотелось лишь забиться куда-то в угол и стать невидимкой. Но это было невозможно.
Кое-как взяв себя в руки, я подошла к высокому шкафу, чтобы разложить там немногие вещи, которые прихватила с собой. И замерла, потому что взгляд уперся в аккуратно сложенную шелковую ткань — единственную вещь, что лежала в шкафу.
Трясущимися руками я расправила ее и обнаружила, что это ночная сорочка. Длинная, но с откровенным разрезом у бедра, а лиф был и вовсе весь из такого тонкого и прозрачного кружева, что оставлял мало простора для фантазии.
Я инстинктивно прижала к себе строчку, словно хотела ею укрыться. Не было сомнений — это оставлено для меня. Он хотел, чтобы я надела ее, когда… когда…
Теперь у меня затряслись даже ноги. Нет! Я просто сойду с ума, если проведу здесь ночь, гадая о том, что будет дальше. Пытаясь представить, что он станет со мной делать. Пытаясь предугадать, каким он будет — таким же холодным и резким, как в жизни, или все же смягчится ненадолго?
Нет, я не смогу все это вынести. Не смогу сидеть здесь как в ожидании пытки и сходить с ума от собственных мыслей и страхов. С этим нужно было покончить… и немедленно.
Все также, предательски трясущимися руками, я стянула с себя одежду и пошла в душ. Вернувшись, натянула оставленную мне сорочку, каждый раз вздрагивая от прикосновения прохладного шелка к телу. Невольно представляя при этом, что это тот мужчина касается меня своими холодными пальцами…