Мне доставляет удовольствие делать Кэмерон счастливой, и, похоже, Эйден будет хорошим помощником в этом. Он обнимает ее за плечо и называет «ребенок», прося не слишком сильно бить нас в баскетбол, а Кэмерон смотрит на него и улыбается ярче, чем я когда-либо видел.
Мне нравится, что у нас появился новый друг, чтобы играть вместе, и мне нравится, что Эйден думает, что для меня стать врачом – это круто, но я чувствую себя как-то странно, наблюдая за тем, как они стоят, обнявшись. Я быстро подхожу к Кэмерон, приобнимаю ее за плечи с другой стороны, и теперь мы втроем стоим бок о бок.
- Пообещайте, что, несмотря ни на что, мы останемся друзьями на всю жизнь, - требует Кэмерон, сначала глядя на Эйдена, а затем на меня.
Мы с Эйденом оба смотрим ей в глаза и пожимаем плечами.
- Конечно, Кэм, мы останемся друзьями на всю жизнь, несмотря ни на что, - соглашаюсь я.
- Да, несмотря ни на что. Даже на то, что ты девчонка, - добавляет Эйден.
Кэмерон хмурится, отделяется от нас и ударяет его в живот. Я громко смеюсь, когда парнишка сгибается пополам и стонет от боли. Кэмерон улыбается мне как и Эйдену пару минут назад, и то странное чувство, что я испытывал, уходит, когда она протягивает руки, и я бросаю ей мяч.
- Правило номер один: никогда не беси Кэмерон или она тебя ударит, - говорю я Эйдену, похлопывая его по спине и хватая за руку, помогая подняться.
- Спасибо за предупреждение, - ворчит он, потирая живот, когда мы занимаем позиции перед баскетбольным кольцом.
Вместе мы проводим остаток дня, играя в «H-O-R-S-E» и, как обычно, Кэмерон всегда побеждает. Эйден не скулит и не жалуется, а раз за разом предлагает ей сразиться снова, и именно поэтому я совсем не против предложения Кэмерон быть лучшими друзьями на всю жизнь.
Глава 3
Кэмерон
- Ты разрушила мою жизнь, - прочла я вслух и закатила глаза.
Эти четыре слова были напечатаны на листе бумаги, который я достала из конверта без марки, затесавшегося среди стопки пришедших сегодня счетов.
Мне хочется разорвать бумагу в клочья и выбросить в мусор, но вместо этого я сую листок в нижний ящик стола в папку с другими подобными посланиями, чтобы позже снять с него копию, прежде чем передать местным полицейским.
- Ну, по крайней мере, в этом все прямо и по существу, - говорит моя подруга и коллега Амелия, сидящая в кресле напротив стола. – Почему они не могут быть более конкретными и описать, как именно ты разрушила их жизнь? Проехала раньше их на перекрестке? Или, может, они стояли позади тебя в очереди на кассу, где пробивают менее десяти покупок, когда ты взяла одиннадцать?
Я хихикаю над серьезным выражением ее лица. В последнее время у меня мало поводов для радости, но я всегда могу рассчитывать на заряд бодрости от Амелии.
- Признаюсь, однажды я взяла более десяти товаров. Но только однажды, да и то из-за неотложной необходимости.
- Винно-бутылочной необходимости? – спрашивает Амелия, вздергивая бровь.
- Возможно… - Снова хихикаю я.
- Прямо сейчас в твоей жизни слишком много стрессов. Думаю, настала пора посетить твоего «друга с привилегиями». - Она знающе подмигивает мне и даже показывает воздушные кавычки, произнося «друг с привилегиями».
- Давай называть вещи своими именами. Грейди – отклик на мой зов плоти. И, кстати, я прежде тебя подумала об этом и как раз собиралась написать ему сообщение.
Амелия поднимает руку в жесте «дай пять», а я стараюсь не чувствовать себя виноватой, когда отправляю SMS. Грейди знает, как обстоят дела. Он согласился на это, и мне не в чем себя винить.
После нескольких минут в тишине Амелия улыбается и говорит:
- Не позволяй этому, - она машет на ящик стола, куда я убрала письмо, - беспокоить тебя. Некоторые люди просто не понимают, чем ты тут занимаешься.
Пять лет назад Амелия Спаркс приехала в лагерь вместе со своим трехлетним сыном, ища что-то, что поможет им справиться с последствиями того,
Тогда, впервые войдя в мой офис, Амелия выглядела просто ужасно: длинные неухоженные волосы собраны в крысиный хвостик, под покрасневшими от непрерывного плача глазами огромные мешки. Ее худоба пугала настолько, что я немедленно отвела ее в дом, усадила за стол и заставила поесть. Говорила она шепотом, и всегда нервно прятала взгляд, когда я пыталась завести беседу. Потребовалось несколько месяцев, чтобы она, наконец, открылась мне и призналась, что ее муж после возвращения домой постоянно злился, беспробудно пил и вымещал свои боль и страх на ней и их сыне Дилане.