Хочу, чтобы мы были вместе (ЛП)

— Разве твоя собственная мама не ненавидела папу так сильно, что спровадила на войну, где его мучили пять лет и чуть не убили? Ты должна понимать, каково это — быть несправедливо осужденным. Прошу, не вини Эверетта за то, что он сделал, когда был младше. Ты не знаешь о нем ничего. Ты не знаешь, как много он пережил, помогая людям, какие ужасы он видел. Ты не знаешь, как он борется каждый день, чтобы не сломаться от тех воспоминаний,— говорю я и сглатываю слезы.

Мы с мамой так похожи, что нас часто принимают за сестер. У нее такие же длинные рыжеватые волосы, такие же пронзительные зеленые глаза с густыми ресницами, худое телосложение и длинные ноги. Но я вдруг ощущаю, что не смотрю в зеркало, когда гляжу на нее. Я вижу печаль и сожаление на ее лице, хотя знаю, что на моем лице гнев и возмущение за Эверетта.

— Лагерь остается открытым благодаря ему и тому, что он сделал для меня. Он поставил свою жизнь на паузу ради меня. Последние несколько недель он проводил каждый миг, делая все, чтобы мечта, которую начали вы с папой, могла работать. Я любила его с тринадцати лет. Я думала, что держала это под контролем, думала, что выросла и пережила это, а потом он вернулся, и все те чувства и желания кричат мне сделать с этим что-нибудь. Сказать ему о том, что я чувствую, что я всегда чувствовала, и надеяться, что он будет чувствовать то же самое, потому что я не могу без него. Я не могу дышать без него, — я всхлипываю, и мама быстро приближается и обвивает меня руками.

Она раскачивает меня в своих руках, я вытираю слезы и стараюсь взять себя в руки.

— Прости. О, малышка, прости. Ты права. Ты полностью права. Я – дура и лицемерка, а ты имеешь право злиться на меня, — говорит она, отодвигаясь и помогая мне вытереть слезы со щеки. – Моя мама и правда удерживала меня от твоего отца, и это был один из темнейших периодов моей жизни. Я поклялась, что не сделаю такого с тобой. Поклялась, что не стану судить того, кто захочет ценить и любить тебя. Наверное, я просто в шоке. Я всегда видела, как он на тебя смотрел, но не придавала этому значения. Ты – мой мир, Кэмерон. Ты – часть моего сердца, живущая вне моего тела, и я просто не хочу, чтобы ты пострадала. Я видела, что его отъезд с тобой сделал годы назад, и я не хочу, чтобы ты снова так страдала.

Ее объяснение помогает мне почувствовать себя лучше. Теперь я хотя бы знаю, что она не ненавидит Эверетта, просто переживает за меня.

— Понимаю. Я тоже не хочу так страдать, но тебе нужно просто поверить, что я знаю, что делаю. Отчасти, — говорю я со смешком и глубоким вдохом. – Я долго скрывала чувства к Эверетту, но устала от этого. Лагерь в порядке, но я не знаю, в порядке ли я. Ты боялась рассказать папе о своих чувствах, когда была младше? – спрашиваю я, глядя на море людей, смеющихся и наслаждающихся едой, вокруг нас.

— Я была в ужасе, — смеется она. – Признание давало ему силу. Силу любить меня в ответ еще больше или силу сломать меня так, как я мне еще не довелось испытать.

Она поворачивается ко мне, прижимает ладони к моим щекам.

— Никто не найдет ничего в жизни, не рискуя, малышка. Что тебя пугает больше: сказать ему, как ты себя чувствуешь, и получить отказ или держать все в себе, проводить остаток жизни в догадках?

— Я устала гадать. Я больше так не могу, — шепчу я.

Мама нежно улыбается мне.

 —Тогда это твой ответ. Признание твоему папе в любви было как прыжок с утеса. Страшно и восхитительно одновременно. Прыгни. Судя по всему, что ты мне рассказала, Эверетт сможет тебя поймать.

Она наклоняется и целует меня в щеку, а потом уходит искать отца. Вокруг толпа, но некоторые отходят к танцполу, позволяя видеть людей в другой части палатки, где была дверь, ведущая на ужин.

Сердце трепещет в груди, когда я вижу, как входит Эверетт.

Я давно не видела его в чем-то, кроме джинсов или шорт с футболкой, и я чуть не забыла, как он неотразим, когда принарядится. В этом году дресс-код был не таким строгим, и я сообщила всем приглашенным, что фраки и бальные платья не обязательны. Я хотела бы видеть Эверетта снова во фраке, но увидев, как он идет по комнате в прямых черных штанах, белой рубашке с закатанными до локтя рукавами и с черно-белыми полосатыми подтяжками, я раскрыла рот, ощущая, как выступает слюна. Бородка на его лице была аккуратно подстрижена, и я не могла дождаться, чтобы ощутить ее своим телом.

Мои ноги сами начинают двигаться ему навстречу. Мне нужно быть рядом с ним, опустить ладони на него и ощутить его руки вокруг себя, но я замираю, когда фантазия начинает рушится.

— Ого. Ты на миг стала мечтательной, а теперь выглядишь так, словно кто-то убил твою собаку. Что случилось? – спрашивает Амелия, подходя ко мне.

Я качаю головой, слезы наполняют глаза, и все расплывается. Я знаю, что должна отвести взгляд, но не могу.

Амелия поворачивает голову туда, куда я смотрю, и выдает ругательства, которые обычно заставили бы меня смеяться. Но в этом нет ничего смешного. Ничто из увиденного не веселит меня.