Старушечка ковыляет, пенсионерка из тридцатого дома, визуально знал я ее.
— Простите, — глупо говорю, — вы не подскажете ли…
Она идет и головы не повернула.
Я окончательно потерялся. Потоптался еще и пошел обратно к Московскому проспекту. Может, сначала попробовать маршрут начать?
Очередь на такси стоит. Покатаюсь, думаю, поговорю с шофером, оклемаюсь, а то что-то не того…
— Граждане, кто последний?
Ноль внимания.
Кошмарный сон. На улице без штанов. Руку до крови укусил. Фиг.
Пьяный идет кренделями, лапы в татуировке.
— Ты, алкаш, — говорю чужим голосом, — в морду хошь? — и пихнул его.
Он и не шелохнулся, будто не трогал его никто, и дальше последовал.
Чувствую — сознание потеряю, дыхание будто исчезает.
Иду куда глаза глядят по Московскому проспекту.
Мимо универмага иду. Зеркальные витрины во всю стену, улица отражается, прохожие, небо.
Иду… и боюсь повернуть голову.
Не выдержал. Повернул.
Остановился. Гляжу.
Все отражалось в витрине.
Только меня не было.
Я изо всей силы, покачнувшись слабо, ударил в зеркальное стекло каблуком. И еще.
И оно не разбилось.
В ролях
В ресторане пусто — четыре часа дня.
Посетитель у окна заказывает официантке. Оба — лет двадцати. Он провожает ее взглядом: хорошая фигура.
Официантка приносит водку, яичницу и сигареты.
— Меня зовут Саша. А вас?
— Зачем?
Официантка приносит шашлык.
— Выпейте со мной, — говорит Саша.
— Нам нельзя.
— Одну рюмку. Выпей, ей-богу…
— Спасибо; нам нельзя.
(Ей и без него докуки хватает. Ее мальчик ушел вчера. Она не спала. Плохо спала. Она переживает. Она покинута любимым. Флиртовать нельзя. А этот — ничего. Поэтому она раздражается. «Мне и без тебя докуки хватает», — думает она.)
Посетитель ест, пьет, курит; движения медленные. Выражение заторможенное.
— С вас пять девяносто две.
Дает восемь без сдачи. Она благодарит.
— А вот теперь, — говорит он тихим ломким голосом и начинает бледнеть, — теперь я должен идти к родителям моего друга и сказать им, что он утонул.
Пауза.
— Как…
— Вот так. Пять суток назад. В Бискайском заливе. Я сегодня из рейса.
Пауза.
— Вы долго дружили?..
Пауза.
— Росли вместе. Мореходку кончали. Это второй рейс. Смыло. У него была невеста.
— О господи… — вздыхает наконец официантка и, постояв, отходит.
Посетитель сидит бледный, докуривает.
(Вслед ей не смотрит. Он в предстоящем. Хотя родители извещены. И невеста — натяжка. Но он готов исполнить трудную мужскую обязанность. Горькое и высокое чувство. Он мужчина. У него погиб друг. Он возвышается своим чувством.)
И идет к гардеробу походкой сомнамбулы. Руку с номерком подает в направлении гардеробщика отсутствуя. Отпускает рубль.
Официантка, сидя на подоконнике, что-то тихо говорит другой, показывая на него глазами. Глаза блестят. Боковым зрением он принимает это с неким удовлетворением.
Выходит нечетко.
Улица — ничьего внимания он не привлекает. В полумгле на асфальтовой площади проступают серебром фонарные столбы. Сейчас состояние его близко опьянению.
Но ветер холодный, и он трезвеет, пока доходит до знакомого подъезда.
Идет съемка
Начинается съемка.
Приходит директор картины и принимает валидол. Ждет рабочих, идет на поиски.
Приходят рабочие (они тоже уже приняли), ждут директора.
Приходит художник, ждет директора. Характеризует все тремя словами. Считает с рабочими мелочь, один уходит.
Приходит некто. Ему отвечают кратко, и он идет.
Приходит осветитель с девицей. Лезет в свою будку с девицей.
Приходит оператор и говорит художнику, что сегодня ни черта не выйдет. Художник возражает, что вообще ни черта не выйдет.
Приходят два неглавных актера и объясняют, почему ни черта не выйдет.
Приходит помреж. Все объясняют ему, почему ни черта не выйдет. Он парирует, что и не должно.
Приходит гример. Оценивает обстановку и лезет в будку к осветителю.
Приходит ассистент режиссера, раскладывает свой столик, достает бумажки. Садится с двумя неглавными актерами играть в преферанс.
Приходит главная героиня и плохо себя чувствует.
Гример выпадает из будки осветителя. Оценивает обстановку и подсаживается к преферансистам.
Приходит режиссер. Смотрит на героиню, в зеркало, на героиню, в зеркало, на героиню, в зеркало. Раздражается. Хочет посмотреть на директора. Хочет посмотреть на дурака, который еще с директором свяжется. Обоих не видит. Капризничает. Не видит главного героя — хочет видеть. Видит помрежа — не хочет видеть.
Приходят не то чтобы все, но непонятно, кто еще не пришел, потому что уже пришли непонятно кто.
Начинается съемка.
Приходит директор и принимает валидол. Идет на поиски главного героя.
Режиссер принимает решение приступать. Все бросают курить. Расходятся по местам. Ждут. Закуривают.
У помрежа не оказывается рабочего плана.
У оператора не оказывается высокочувствительной пленки.
У долльщика не оказывается сил катать тележку с оператором.
У ассистента не оказывается денег расплатиться за преферанс.
У героини не оказывается терпения переносить это издевательство.