Хо Ши Мин

Воспитанный в строгих конфуцианских традициях, Чинь в политических спорах предпочитал говорить рублеными, лапидарными фразами «ханваня» — вьетнамского варианта древнекитайского литературного языка, где иероглифы обозначали, как правило, лишь субъект, объект и образ действия, многие же грамматические категории — время, наклонение и другие — должны были домысливаться читателем или слушателем.

— О какой цивилизации вы говорите, дядюшка Фан? — Нгуен от возмущения даже всплеснул руками. — Неужели вам не известно о тех неисчислимых жестокостях, которые творят на нашей родине колониальные бандиты? Тюрем больше, чем школ, и все они набиты битком. Наши соотечественники подвергаются дискриминации, у них нет элементарных прав. Колонизаторы не только угнетают нас, они еще издеваются над нами, заставляют насильно курить опиум и пить спиртные напитки, чтобы отравить нас, сделать из нас идиотов. Цивилизация? Вот посмотрите, как эти «носители цивилизации» относятся к туземцам, я прочел это в газете.

В Хайфоне какой-то французский механик по имени Анри выстрелом из ружья убил у своего дома человека, преследовавшего молодую женщину. Убитый оказался европейцем. Вызванный на допрос, Анри простодушно ответил: «Я думал, что это туземец».

А вспомните, почему произошло восстание в Тхайнгуене, где было пролито так много крови и казнены невинные люди? Его спровоцировал своими зверствами администратор провинции господин Дарль. С целью вымогательства он сажал в тюрьмы наших соотечественников и лично избивал их. За никчемную провинность он закапывал в землю по самую шею подчиненных ему вьетнамцев и разрешал их откапывать только тогда, когда они уже были полумертвыми. И что же? Думаете, наказали власти господина Дарля? И не подумали.

— А ты думаешь, твои петиции помогут исправить положение? — грустно улыбнувшись, заметил Чыонг.

— Нет, не думаю. Но сидеть сложа руки тоже нельзя. Надо что-то делать. Надо объединяться, создавать организации, собирать силы. От колонизаторов милости не доищешься. Разговаривать с ними все равно, что услаждать лютней слух буйвола. Только силой можно вернуть свободу отчизне, другого пути я не вижу. Нашему народу исстари присущи традиции героической борьбы против чужеземных пришельцев. Вспомните подвиги Ле Лоя, Чан Хынг Дао, Куанг Чунга. А как доблестно сражались с французами бойцы Фан Динь Фунга и Хоанг Хоа Тхама! В России народ уже взял власть в свои руки. Поднялся на борьбу и наш сосед — Китай.

— Никакого насилия, насилие — это гибель, — все в том же лаконичном стиле излюбленного «ханваня» отчеканил Чинь. Затем, как бы продолжая мысленно спорить со своим старым идейным противником Фан Бой Тяу, добавил: — Нечего рассчитывать на чужедальние страны, это глупо.

— Наша задача — просвещать темный, забитый наш народ, — прервал возникшую после этих слов паузу Чыонг. — Надо нести ему знания, в том числе и политические. Делать это надо постепенно, осторожно. А так, как ты себя ведешь, твои скандальные речи на собраниях в клубе, на рабочих сходках, эти твои листовки — все это ребячество, причем, скажу прямо, опасное ребячество. Недолго и в полицию угодить.

До поздней ночи продолжался этот уже не первый спор трех представителей вьетнамского патриотического движения. Нгуен тогда еще скорее всего не знал крылатого изречения К. Маркса: «Каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ»[6]. Но шестым чувством настоящего революционера он ощущал не только потребность, но и необходимость действовать, чтобы помогать тем, кто борется, и будоражить тех, кто смирился с положением подневольных рабов.

Переехав в тупик Компуан, Нгуен, однако, не порвал связей со своими старшими товарищами, часто навещал их. Он не мог согласиться с ними, так как был убежден в своей правоте, но глубоко уважал обоих за заслуги перед родным народом. Фан Тю Чинь долгие годы был кумиром патриотически настроенной вьетнамской молодежи. Когда в 1925 году он внезапно скончался, только-только вернувшись на родину, его смерть была воспринята всеми мыслящими вьетнамцами как великая национальная утрата. В траурном шествии в Сайгоне за гробом безвременно ушедшего патриота приняли участие 140 тысяч человек. Многочисленные манифестации произошли также в Ханое, Хайфоне, Намдине.

Робкий интеллигент, постоянно призывавший Нгуена к осторожности, Фан Ван Чыонг в то же время немало сделал для распространения во Вьетнаме марксистских знаний. Он первым перевел на вьетнамский язык «Манифест Коммунистической партии», сам написал много статей по вопросам марксистской теории. Вернувшись на родину, он начал издавать газету «Аннам», которая в 20-х годах стала одним из самых прогрессивных изданий в Кохинхине.