Анастасия, оставшаяся помогать Ольге с уборкой, пожелав друзьям приятных снов, вышла в коридор, когда в нём уже никого не было. Из пятьдесят третьей каюты, дверь в которую была приоткрыта, доносился голос Лиды. Они с Бекасом стелили постель. В противоположной каюте царило молчание. Видимо Вовка уже заснул. Тихо ступая по жёлтой ковровой дорожке, Настя подошла к незакрытым дверям пятьдесят третьей, и осторожно заглянув в открытый зазор, улыбнулась, увидев как Иван и Лидия, воюя с пылью, разбирают свои койки, а затем, тихо стукнув по двери кулачком, сказала:
— Лидочка, Ванечка, спокойной ночи.
— Ага. Спокойной ночи, — не оборачиваясь, ответил Бекас, возившийся с одеялом.
— Сладких снов, Настюш, — держащая в руках подушку Лида, повернула к ней лицо, и вдруг, скорчив гримасу, громко чихнула, мотнув головой.
— Будь здорова, — рассмеялась Настасья.
— Уфф… Спасибо. Ну и пылища, — Лидия продолжила разбираться с подушкой.
Одарив их прощальным взглядом, Настя неспешно отправилась по коридору к своей каюте, до которой было всего несколько шагов. Миновав дверь пятьдесят четвёртой, откуда слышалась возня готовящихся ко сну Ольги и Сергея, девушка подошла к следующей двери и, остановившись перед ней, взглянула на цифру «55». Непонятно, что её остановило. Какое-то нахлынувшее чувство, являющее собой смесь тоски, волнения и нерешительности. Словно за дверью мог находиться не толстый увалень Володя Геранин, а, например, злой ротвейлер в строгом ошейнике, готовый наброситься на любого, кто отважится войти в каюту, где его заперли хозяева. Она не могла объяснить это необычное ощущение, у неё не было на это времени.
Не успела она прикоснуться к ручке, чтобы открыть дверь, как вокруг начало твориться что-то совершенно дикое и необъяснимое. Цифры ожили. Пятёрки разбухли, превратившись в отвратительных серебристых слизней, которые стали медленно расползаться по двери, оставляя позади себя мерзкие следы слизи. Настя робко отступила назад, и её шаг словно активировал спрятанную под ковром кнопку, запустившую нечто. В тот же момент, в её ушах раздался шум, который усиливался с каждой секундой, напоминая звук, издаваемый морской ракушкой, только громкость его была выше раз в сто. Стереошум, с двух сторон буквально сплющил мозг девушки, сжав сосуды, выдавливая глаза изнутри, блокируя сознание и координацию движений. Одновременно с этим, появилось ещё одно, не менее жуткое ощущение — электрическое покалывание по всему телу, разлившееся по коже, вызывающее нервные содрогания, словно превратившее всё её существо в сплошной энергетический сгусток. И над всем этим главенствовало ни с чем не сравнимое, ужасное по своей необычности понимание того, что она расслаивается.
Это трудно объяснить человеку, имеющему счастье никогда не испытывать подобное ощущение. Возможно с ним сталкиваются лишь те, кто стоят на пороге смерти.
Если взять наклейку-стикер, и расслоить её, отделив картинку от подложки, то можно представить, что подобный процесс может происходить и с нами. Отделение души от тела, говоря языком теологии. Дифференциация биоэнергетики и физиологической основы. Вот что чувствовала Настя. Её душа, всё ещё находясь в теле, как будто была уже вне его. Душу словно ничто не соединяло с телом. Два разносторонних ощущения: с одной стороны — необычайная лёгкость и свобода, с другой — невыносимая тяжесть и скованность. В глазах всё потемнело, расплылось кругами, а когда взгляд вновь болезненно сфокусировался на окружающей обстановке, то всё преобразилось как в страшном сне. Двери, светильники, ковровая дорожка — всё исчезло, слилось. Остались только однотонные контуры коридора, которые были сплошь окрашены необычной «живой» краской. От потока, вниз по серым стенам стекали беспорядочно расположенные продолговатые крапинки. Их было бесчисленное количество. Появляясь из ниоткуда, в центре потолка, они плавно текли по нему сплошным потоком, огибая плинтусы, и сползая на пол, по стенам, точно лавина муравьёв. На полу, достигая его центра, они сливались и исчезали также в никуда.
Анастасия словно попала в иное измерение. Дышать было очень тяжело. Не смотря на то, что от ламп и светильников также остались лишь контуры, обволакиваемые всё теми же хаотично расположенными крапинками-муравьями, вокруг было достаточно светло, словно светились сами стены, или их текучее покрытие.
Что-то завозилось в конце коридора, и эту возню Настя смогла различить даже через оглушающий «ракушечный» шум в ушах. Подозрительный звук прекратился, после чего последовало короткое, прерывистое уханье:
— Хо. Хо. Хо.