Ограду бы надо вымостить торцом и переменить прогнившую крышу на бане. Еще вот конюшню надо построить для рысаков. В прошлогоднюю ярмарку Прокопий Веденеевич купил в Минусинске пару двухлеток-рысаков юсковского конезавода. Гнедой и Чалый для ямщины – залетные птицы. Нынче зимой Прокопий Веденеевич возьмется гонять ямщину от казачьего Каратуза в Минусинск и обратно. Он мужик в доброй силе. Хоть сейчас к молодушке, кабы не строгости веры. Степанидушка вышла с подвохом. Пятерых народили, двух девчонок похоронила и отошла в старость. Хоть бы еще одного сына!..
Думы лились, как вода по камням. Прозрачные, бегучие.
Щедро припекало солнце. На крыльцо сунулась Степанида, заслонив собою проем двери. «Экая тельная! – скосил глаза Прокопий Веденеевич, будто впервые увидел супругу. – Разбухтела, а ни плода, ни проворства. От года к году все толще и толще. Оказия!»
– Ну?
– Бог миловал! Хоть не померла, и то ладно.
Степанида одернула на груди холщовую кофту, крашенную в коре багульника.
– Кого Бог дал?
– Внучкой тебе будет.
– А, штоб вас! – подскочил Прокопий Веденеевич. Если бы мог, выругался бы крутым словом. Нельзя. Отродясь в доме Боровиковых не слыхано срамного слова, не пролита капля царевой водки, не притемнен потолок табачным дымом.
– Бабка Ефимия советует, чтоб имя нарекли Божьей Матери, Марией назвали.
– Хоть как нареките! Одна статья – пустошь. Филюха! Эй, слышь! Закладывай Буланку – на покос поедем.
– Погоди ужо. Бабка Ефимия зовет тебя в избу.
Прокопий Веденеевич буркнул что-то себе под нос, пошел в избу. Первое, что услышал, – сверлящий писк из-за дверей горницы. «Истый сверчок верещит». Сел на лавку, поджидая Ефимию. Степанида Григорьевна прошла в горницу. Знал старик, напустится на него проклятущая Ефимия за невестку. Что поделаешь, придется слушать и моргать глазами.
Строгая, вся в черном, бабка Ефимия уставилась на старика таким липучим взглядом, что у того морозец прошел за плечами.
– Ты, Прокопий, крест носишь?
– Эко! Господи помилуй!
– Покажи.
– Да вот он, мой крест. Поблазнилось вам или как, Ефимия Аввакумовна?
– Заморил ты невестку, едва от смерти выходила. Отжали вы из нее силушку, как масло из конопляного семени. Жмых один остался. Кожа да кости. Всю грудь в ладонь собрать. Крест носишь, а живешь-то как?
– От свово тела кусок не отхватишь и к чужому телу не приставишь, Ефимия Аввакумовна. Такая она есть – худущая. Два года жила у нас в доме невестою, а тела так и не набрала. Чья в том вина?
В избу явился Филя.
– Урядник идет к нам, тятенька. С чужим человеком.
– Анафема!..
Широко распахнулась дверь, и через порог перевалился упитанный, приземистый Игнатий Елизарович Юсков, урядник в форменном мундире, при сабле, в фуражке с белеющей кокардой. Снял фуражку и троекратно перекрестился на иконы двумя перстами. Следом за ним – парень из городских, плечистый, высокий, в кепчонке, в легком пальто, в ботинках и с ящичком в руке. Кепку не снял и лба не перекрестил. Замер у порога, тревожно оглядываясь на Прокопия Веденеевича и на бабку Ефимию, которая присела на красную лавку возле стола.
Урядник Юсков покрутил стрельчатые усики, выпятил грудь, утыканную медными пуговицами.
– По казенной надобности беспокою вас, Прокопий Веденеевич, – загремел бас урядника. – Вот, – (кивок на молодого человека), – по предписанию свыше жить, значится, будет у вас в доме сицилист и безбожник. Под вашим надзором проживать будет пять лет, исчисляя с того дня, когда был подвергнут аресту и тюремному заключению.
Глаза Прокопия Веденеевича, отливающие синевою перекаленной стали, свирепо воззрились на безбожника-парня в городчанской одежде и на урядника.
– Такого паскудства не будет, грю. Поставьте своего безбожника к поселенцам аль к медведям спровадьте.
– Под ваш надзор указано, – хитро накручивал усики мордастый урядник. – Переступить указание свыше не в моей власти.
– Не будет того, грю! – загремел Прокопий Веденеевич, поднимаясь с лавки. – Мой дом не для безбожества, грю.
В разговор встрял молодой человек:
– Нет такого предписания, господин урядник, чтобы я жил именно в этом доме. По приговору суда я должен отбывать ссылку по месту рождения.
– Под надзором родителей, сказано, – пророкотал бас урядника.
– В приговоре сказано: «до совершеннолетия отбывать ссылку под надзором родителей». А мне исполнилось девятнадцать лет. Могу отбывать ссылку в любом доме.
– До получения разъяснения из губернского жандармского управления вы будете под родительским надзором, упреждаю.
«Под родительским надзором…»!
У Прокопия Веденеевича еще более округлились глаза. Кажется, есть что-то знакомое в обличности городского парня. Взгляд из-под бровей, чуть горбатящийся нос, светло-русые, вьющиеся на висках стриженые волосы, боровиковская стать и размах плеч, и даже окалина синих глаз.
– Признаете иль нет? – кивнул урядник, уставившись чугунным взглядом.
У Прокопия Веденеевича захолонуло внутри и слова на язык не легли. Онемел.
Из горницы на разговор вышла Степанида Григорьевна.
– Может, Степанида Григорьевна признает?