Хлопоты из ларца

Очнулся я опять в своей комнате. В боковом кресле. Сзади за плечи меня держали руки. Судя по нашивкам на рукавах – сержантские.

Передо мной в любимом кресле развалился Пудель, опер из убойного отдела. Из молодых, да ранний. Не очень лестно отзывались о нем мои друзья. Пуделем его, видимо, прозвали за косматую шевелюру и лохматые желтые усы.

– Очнулся? Хорошо. Следователь Путель. Назови свою фамилию, – он держал в руках мой раскрытый паспорт. Как быстро они его нашли! Я его год уже не видел.

А может и не за шевелюру с усами ему дали кличку? Фамилию его я слышал в первый раз.

Разговора у нас с ним не получилось. Поняв, что мне все его полицейские уловки давно знакомы, а предъявлять мне нечего, кроме лежания в кресле в обнимку с трупом, он вскоре ушел.

Сняв отпечатки и пробу на порох с моих пальцев. И взяв подписку о невыезде. А также выхлебав до донышка мой любимый коньяк. Очень дорогой, кстати.

Я снова подошел к зеркалу. К красному месиву спереди головы добавилось кровавое пятно сзади. И это всего за два часа! Если празднование Рождества и дальше пойдет у меня в таком темпе, то не только мать, к утру я сам откажусь от своего портрета.

Как ни странно, удар по затылку чудесным образом поставил мозги на место. Я сел в, наконец-то, освободившееся любимое кресло. Выпил из горлышка несколько глотков теплого, противного, выдохшегося шампанского. Почему-то соленого. А, это, наверное, от крови на разбитых губах.

В зеркало на себя уже смотреть не хотелось.

Два часа ночи. Час меня дурачили и регулярно били. Потом лежал без сознания. Полчаса допрашивали. Чтоб вы все так праздновали! Что осталось в остатке?

Выстрел на шестом залпе фейерверка, таинственно два раза исчезавшая Лиза, три здоровенных мужика уголовного вида, два удара по башке и лохматый Путель. Негусто!

Что-то еще я не перечислил. Что-то важное! Это меня нервировало. Ах, да! Канат из связанных простыней, который, то появлялся, то исчезал. Я поплелся на балкон. Канат, как ни странно, был на месте. К его краю был привязан кухонный топорик. Лезвие у него было полумесяцем. Отличный крюк, но зачем? Крюк нужен, чтобы лезть вверх, а канат висит вниз. Это надо проверить.

Я поднялся по лестнице на четвертый этаж.

Узенькая полоска бумаги поперек двери археолога меня не остановила. Я вышел на его балкон и осмотрелся. Это был последний этаж дома. Выше балкона – три метра голой бетонной стены. И сверху – полуметровый бетонный бортик. Так, так. Я вышел на лестничную площадку.

Люк наверх был заварен. Понятно. Так вот для чего был нужен крюк! Чтобы с балкона подняться на крышу!

Все теперь складывалось. Значит, когда мы с Лизой подошли к креслу с археологом, она треснула меня по затылку, вышла на балкон и поднялась по канату на крышу. Крюк сбросила вниз. Когда приехала вызванная напуганными стрельбой соседями полиция, ее в доме не было. Люк заварен. На крышу полиция по стене не полезла.

Но как же тогда Лиза спустилась с крыши? Ведь канат висит вниз. Не могла же она прыгнуть с крыши на балкон? Нет, конечно. Четыре метра! Верная смерть. Это же не в воду прыгать, а на бетон!

Так может она и сейчас там? Я глянул вверх.

С четвертой попытки топорик надежно зацепился за бетонную ограду. Канат был холодный и противно липкий. Я полез вверх. В три часа ночи. В темень. На четвертом этаже. По голой стене! Ну, разве не дурак?

Перевалился через бортик ограждения и долго не мог отдышаться. Вот тебе мягкий диван, вот тебе коньяк и толстый живот! Получай!

Отдышался. Огляделся. Ничего не видно. Почему же я не взял фонарик? Не дай бог об этой истории узнает Виньета! О том, как ее бывший шеф поперся ночью на крышу без фонаря искать голую девку.

Решил ползти. Боялся свалиться с крыши через низкое ограждение. Не могли его повыше сделать! Совсем никакой заботы о людях, гуляющих ночью по скользким крышам!

Первую шишку я набил, наткнувшись на кирпичную трубу вентиляции. Потом чуть не выколол глаз, напоровшись на сломанную телеантенну.

Вторая шишка вскочила, когда я головой определил край ограждения. Сел на теплую коробку вентиляции согреться и подсчитать потери. Опухший глаз, две шишки и протертый до дыр на коленях и локтях праздничный костюм. Единственный и очень дорогой!

Какого черта я не переоделся в лыжный? В нем и теплее, и лазить удобнее.

Пополз дальше. Сверху начал сыпать легкий снежок. Он забелил черную крышу и стало светлее.

Впереди показалась пристройка с дверью. Выход в соседний подъезд. Я открыл дверь и всунул внутрь голову. Зачем, спрашивается? Неужели у меня не нашлось всунуть внутрь ничего более бесполезного?

Удар, конечно же, пришелся по ней. Моей тыкве, балде, кочану. Разрешаю называть это безмозглое приспособление для чавканья, как угодно, но только не головой. Головой люди думают. А такие, как я, суют ее туда, куда собака даже хвост постесняется сунуть! А я сунул. И получил такой удар совковой лопатой в правое ухо, что раздавшемуся звону позавидуют даже трамваи.