Хлеб Гиганта

Я чую запах смертного —
Умрет! — а косточки его
Я размелю и растолку
И хлеб из них я испеку¹.

— Да, Левинн, гений — это жестокий Гигант. Это чудовище, пожирающее плоть и кровь. Я ничего не знаю об этом Гроене, но уверяю вас — он вскормил своего Гиганта собственной плотью и кровью, а возможно, и не только собственной... Хлеб Гиганта замешан на костях. Я стар, Левинн. У меня есть свои капризы. Сегодня я видел финал и хотел бы узнать начало.

— Наследственность — окружение — влечение, — медленно произнес Левинн.

— Да, именно так. Не то чтобы я рассчитывал на то, что вы мне расскажете обо всем...

— Вы думаете, я знаю?

— Уверен, что знаете.

— Да, — в конце концов сказал Левинн. — Конечно, я знаю. Я рассказал бы вам все от начала до конца, если бы мог. Но я не могу. На то есть свои причины, — и медленно повторил: — Свои причины.

— Жаль. Было бы интересно.

— О да..

Книга первая АББАТСТВО «МОГУЧИЕ БРАТЬЯ»

Глава 1

1

В мире Вернона жили трое: Няня, Бог и мистер Грин.

Конечно, были еще помощницы Няни. Сейчас это была Винни, а до нее Джейн, Энни, Сара и Глэдис. Этих Вернон еще мог вспомнить, но в действительности их было гораздо больше. Нянины помощницы не задерживались надолго из-за ее неуживчивого характера Так что вряд ли можно было сказать, что они принадлежат его миру.

Было еще двойное божество Мама-Папа, о котором надо было молиться и которое было как-то связано с тем, что надо спускаться к десерту. Красивые, восхитительные тени — особенно Мама, — но опять же не из его, Вернона, мира.

Мир Вернона был реален. Взять хотя бы половик в детской. Он был в зеленую и белую полоску, жесткий, когда стоишь на нем на коленях, а в уголке — дырка, которую Вернон тайком расширял, энергично работая пальцем. На стенах в детской были обои, на которых розовато-лиловые ирисы, убегая кверху, переплетались то в ромбики, то — если очень долго смотреть — в крестики. Это было очень интересно, почти волшебно.

Была лошадка-качалка у стены, но Вернон редко катался на ней. Еще был плетеный паровозик с плетеными платформами — с ними он играл часто. Был низкий шкафчик, набитый более-менее целыми игрушками. Там, на верхней полке, лежало то, с чем можно было играть только в дождливый день или если Няня вдруг оказывалась в непривычно хорошем настроении: коробочка с красками, кисточки из настоящего верблюжьего волоса и куча цветных картинок для вырезания. То, что Няня называла «непереносимой дрязготней». То, что было лучше всего на свете.

Но фигурой, которая царила надо всем этим, была сама Няня. Главная в Троице Вернона, необъятная, накрахмаленная и хрустящая. Всеведущая и всемогущая. Лучше нее никого не было и быть не могло. Она обо всем знала лучше, чем маленькие мальчики, она сама так говорила Всю жизнь она их воспитывала (и девочек тоже, но слушать про них было неинтересно), и за то, что они выросли, они были теперь в неоплатном долгу перед ней. Вернон ей верил. Он не сомневался, что тоже вырастет и будет в неоплатном долгу, хотя иногда это казалось невероятным. Было в Няне что-то, что внушало благоговейный трепет, но в то же время беспредельно успокаивало.

Она могла ответить на любой вопрос. Когда Вернон спросил однажды про ромбики и крестики на обоях, она сказала: «На все можно посмотреть с двух сторон. Ты ведь слышал об этом раньше?» И так как он и вправду слышал, как она однажды говорила то же самое Винни, он остался доволен ответом. А Няня добавила, что к любому вопросу можно подойти с двух сторон. И в дальнейшем Вернон всегда представлял вопрос зрительно — в виде буквы «А», по одной стороне которой поднимаются крестики, а по другой — спускаются ромбики.

Вторым после Няни был Бог. Бог тоже был вполне реален, главным образом потому, что Няня так много говорила о Нем. Если Няня знала почти все, что ты делаешь, то Бог знал вообще все, да еще, в отличие от Няни, имел свои исключительные особенности. Так, например, Его нельзя было увидеть, что давало Ему неоспоримое преимущество и вообще, по мнению Вернона, было нечестно, потому что Он-то всегда тебя видел. Даже в полной темноте. Иногда, когда Вернон ложился спать, у него мурашки бежали по коже при мысли о том, что вот сейчас, сквозь ночную мглу, на него сверху глядит Бог.

Но в целом, по сравнению с Няней, Бог был неосязаем, так что по большей части о Нем можно было не вспоминать. Вернон так и делал, пока однажды Няня не подтолкнула его к разговору. Было это так: Вернон решил взбунтоваться.

— Нянь, знаешь, что я сделаю, когда умру?

Няня, вязавшая в тот момент чулок, произнесла:

— Два, три, четыре — нет, три — нет, спустила петлю — нет, мастер Вернон, конечно, не знаю.

— Я попаду на небеса — на небеса — и пойду прямо к Богу — прямо, прямо к нему пойду — и скажу: «Ты страшный, я Тебя ненавижу!»

Пауза Все. Он это произнес. Невероятная, ни с чем не сравнимая дерзость. Что будет? Что за жуткая кара — земная или небесная — обрушится на него? Он ждал, затаив дыхание.