Хитрая затея

— Мне чрезвычайно лестно, что вы именуете меня по имени-отчеству, — поклоны у Смолина, кстати сказать, получались вполне аристократично, — однако же при прислуге прошу вас именовать меня просто по фамилии, дабы не вводить людей в неуместные размышления.

— Хорошо, Смолин, — согласился я. — В таком случае сегодня же после обеда перевозите ко мне ваши вещи. Я представлю вас слугам и можете начать исполнение службы дворецкого в моём доме.

— Будет исполнено, Алексей Филиппович, — в кресло Смолин так и не вернулся.

Глава 2. Дурацкая история

К частной жизни отношение тут у нас совсем иное, чем в бывшем моём мире. В чём-то получше, даже намного лучше, а что-то мне до сих пор остро не нравится. Например, здесь очень строгие, пусть и неписаные, требования к внешнему виду. Конечно, что-то подобное было и в прошлой моей жизни, но там эта строгость ограничивалась по месту и времени — даже если человек на работе обязан был появляться не иначе как в костюме и при галстуке, вне работы он мог нарядиться во что только его душа пожелает. А здесь иметь внешний вид, приличествующий твоему положению в обществе, ты обязан всегда и везде. Да, некоторое пространство свободы и в этом остаётся, но уж больно оно тесное. Я вот, например, ношу усы и брею бороду, что среди благородных господ встречается крайне редко, и не ношу бакенбарды, что у местных безбородых в моём сословии не принято вообще, вот, собственно и всё. Ах да, ещё я периодически позволяю себе вольности в одежде, но тоже в весьма ограниченных пределах. Завязать галстук совершенно не встречающимся тут образом я могу, а вот выйти в летнюю жару на улицу в рубашке с короткими рукавами — уже никак.

С другой же стороны, неприкосновенность частной жизни здесь просто невероятная. Никаких папарацци, к примеру, тут нет и быть не может, а если и появятся, то ненадолго — те, за тайнами чьей личной жизни эти шакалы охотятся, просто будут в них стрелять, на том всё и закончится. Про незыблемость права любого человека защищать себя, свой дом и своё имущество от воровских покушений вплоть до уничтожения преступника я даже не говорю, здесь никому и в голову не придёт не то что оспаривать это право, а и просто ставить его под самое невинное сомнение.

Размышления обо всём этом посетили мою умную голову после прочтения маленькой заметки в разделе происшествий «Московского вестника»:

«Храбрая женщина

Прошлой ночью в дом господина Т. на Большой Никитской проник вор. Хозяина дома не было, но его отсутствие не помогло вору совершить задуманное. Госпожа Т., супруга господина Т., схватила недавно приобретённый её супругом карабин системы боярина Левского и двумя выстрелами убила вора на месте. Губной сыск занят установлением личности вора, ранее губной страже не известного».

Что касается личности вора, как и личности репортёра, подписавшего заметку инициалами Г.В., никакой надобности в их выяснении я не видел, но вот выяснить личность храброй госпожи Т. желание у меня появилось очень сильное. Заметка, конечно, и сама по себе неплохая реклама для оружия системы боярина Левского, но если бы удалось убедить храбрую женщину лично сказать несколько добрых слов о выручившем её карабине издателям, а через них и читателям «Московского охотничьего ежегодника», для роста продаж моего оружия оно вышло бы куда как полезнее.

Собственно, установить личность госпожи Т. я мог двумя способами — обратившись в редакцию «Московского вестника» или заглянув к старшему губному приставу Шаболдину. Выбрал я, разумеется, Шаболдина — с хорошо знакомым человеком иметь дело приятнее, да и к дому моему Елоховская губная управа намного ближе.

Уже на следующий день я узнал, что дом нумер восьмой по Большой Никитской принадлежит приказному советнику Евгению Павловичу Ташлину, а храбрую пользовательницу карабина моей системы зовут Антониной Георгиевной Ташлиной, в девичестве же она была Фильцевой. Надо сказать, с одним Фильцевым, тоже, кстати, Георгиевичем, я уже знаком. Поручик Владимир Георгиевич Фильцев состоит порученцем того самого генерала Бервальда, что пристроил Смолина мне в дворецкие. Нет, что мир тесен, а Москва — большая деревня, я знал ещё в прошлой жизни, но тут это выражено даже намного сильнее. Предчувствия меня не обманули. Героиня заметки в «Московском вестнике» и впрямь оказалась старшей сестрой поручика Фильцева, и вскорости поручик передал мне согласие зятя и сестры на мой к ним визит.