Хитник

– Да, пьянство – это великий грех, – охотно согласился бабай. – Особенно ежели в жару и особенно ежели водкой грешить: ну выпил ты свои пятьсот-семьсот грамм, зачем же больше употреблять? Нет, не понимаю я крепко пьющих, – Модест глянул на занятый Глебом стакан и, не стесняясь, приложился к фляге с вином.

– Какая всё же интересная у Нифонта судьба, – Глеб вытер пенные усы. – Столько веков по земле ходить, столько всего повидать, испытать; да ему исторические книжки писать надо! О том, как оно на самом деле происходило, а не то, что нам официально в школе да с телеэкрана преподносят. Думаю, народу было бы очень любопытно.

– Народу, может, и любопытно, – Федул отобрал у бабая заметно полегчавшую флягу, – да только Нифонту оно вовсе не по кайфу. Потому что ему жить хочется! А начни он резать историческую правду-матку налево и направо, тем более письменно и многотиражно – да его или обычниковые, или имперские спецслужбы немедля угрохают, не посмотрят на то, что Нифонт ангел и вечно живой… Даже в дурку сажать не станут, во избежание утечки информации. Потому как истинная правда, Глебушка, она зачастую знатно расходится с той, которая нужна политическим деятелям на текущий момент реальности. Которую создают искусственно, из года в год убеждая электорат в том, что именно так история всегда и выглядела. Потом приходит другой правитель и начинает переделывать ту переделанную историю уже под себя… И в итоге получается уже не исторически верное: «Мама мыла раму», но политически нужное: «Рама съела маму». А тех, кто не согласен с последним идеологически верным утверждением, попросту удаляют из той новой реальности, раз и навсегда. Типа того, ага.

– Ишь ты, – Модест в изумлении уставился на гнома, – я и не подозревал, настолько у историков опасная профессия.

– Не у историков, – посмеиваясь, поправил бабая Федул, – а у правдоискателей. Впрочем, фиг с ними, у нас у самих нехилая история сложилась… Кстати, Глеб! Ты до Хитника достучался или где? Обещал ведь!

– Чего? – не сразу понял Глеб. – А… нет, не достучался. Я ведь ужинал, пиво пил, твои байки слушал: не до того мне было.

– Тогда делаем так, – приказно объявил гном. – Ты, Глеб, отключайся от вина-пива, ложись на нары и начинай вызывать Хитника, а мы с бабаем затеем плести категорически нужные мне лапти. Лыка вот только надерём и сплетём, запросто… Возражения не принимаются: цели определены, задачи поставлены – за работу, товарищи!

– Прилечь на матрасик? Эт-можно, – согласился Глеб, невольно начиная зевать. – И впрямь, пойду-ка я Хитника часиков шесть-семь повызываю… – парень прошёл к незанятой вещами нижней лежанке, раскатал матрас и, не раздеваясь, завалился на него.

– Вызывай громко и убедительно, – посоветовал Федул, пытаясь отодрать прилипшие к полу кроссовки, – чтобы, значит, Хитник тебя уж услышал так услышал!

– Без многомудрых эльфов разберёмся, – сонно ответил Глеб; бабай, молча отодвинув Федула в сторонку, легко оторвал от половиц кроссовки, вручил их многомудрому эльфу и, взяв нож, вышел из избушки. Стуча оплавленными подошвами как деревянными колодками, гном последовал за ним: в комнатке сразу стало тихо и просторно.

– Лапотники, блин, – закрыв глаза, пробормотал Глеб, – знатные лыкодралы-плетельщики, – зевнул ещё раз и уснул.

…Глебу приснилось, что он стоит на краю громадного, затянутого низким туманом болота. Туманная пелена – тёмно-сизая, похожая на табачный дым – вязко колыхалась, будто под ней, в глубине, происходило невидимое глазу движение: неспешное, подозрительное. Даже, возможно, опасное.

И небо над тем болотом, и даль за ним были странного, неопределённого цвета – да и были ль они вообще? Глеба этот вопрос не интересовал: он смотрел вниз, на пелену у своих ног, смотрел бездумно, ничуть не интересуясь, где он и зачем. Просто стоял и ждал невесть чего. И дождался.

Из сизой мглы медленно, словно пробиваясь сквозь вязкую грязь, вынырнула чья-то голова, затем показались плечи; ни лица, ни облика вынырнувшего Глеб толком разглядеть не смог – вместо них клубилось нечто неопределённое, будто слепленное из того же вездесущего тумана.

– Руку давай, – потребовало нечто неопределённое, – скорей, пока меня назад не засосало!

– А ты кто такой? – с опаской спросил Глеб, на всякий случай отступая от кромки стоячей воды. – Местный леший, что ли?

– Да Хитник я! – с досадой воскликнуло бестелесное существо, – тяни давай, после говорить станем.

– Вон чего, – понял Глеб. – Ну тебя, братан, и угораздило, – ухватив протянутую руку, парень изо всех сил потянул Хитника на берег, ничуть не удивляясь ни самой ситуации, ни тому, что он вытягивает из невесть откуда взявшегося болота невещественного призрака. Отпускать мастера-хака странное болото не желало: туманная пелена заволновалась, по её поверхности пошла рябь мелких водоворотов; где-то вдалеке раздался протяжный рёв, страшный, угрожающий.