— Замолчи! — закричал старик, и из его рта брызнули похожие на искорки капельки слюны. — Ничего ты не понял! Молчи и слушай. Ты и подобные тебе — ходячие свалки мусора, загромождающие пространство и время своим бредом. Ваши немощные фантазии, псевдоинтеллектуальные мысленныеполлюции подобны грязевому гейзеру. Ваши слова воняют. Вы подбрасываете вверх, в небо, комки нечистот! Но как вы не стараетесь, они все равно падают, создавая кучи, терриконы, целые горные хребты гноя и смрада. Уже невозможно определить, где было начало, как и не суждено нам узнать, когда наступит конец. Скажи, вот в твоих историях живет разная нечисть, домовые, всякие магические отбросы, колдуны и ведьмы. Но почему ты ни в одном рассказе не писал о настоящем зле? Когда мне сказали, кого придется сюда привести, я, чтобы понять мотив обвиняемого, прочитал всё, что ты написал. И заметил одну особенность. Это — сказки. Красивые, интригующие, но… пустые! В них есть притчевая основа, однако, сказка — это не реальность. Жанр воспитательный, легкий и очень далекий от попыток понять суть страстей человеческих. Ты ни разу не написал о настоящем зле. Ты даже не можешь называть его тем именем, под которым оно существует во всех известных мирах. Ответь, почему ты был так осторожен?
Откровенно, как на исповеди, писатель ответил:
— Я верю в Бога. И мне кажется, что есть такое области, которые неугодны Богу настолько, что он может… не обидеться, конечно…. а наказать. Зло осязаемо. Я много раз слышал о темных знаниях, запрещенных книгах. Проклятых созданий я не называю истинными именами, потому что боюсь накликать беду.
— Вот видишь! Ты всё прекрасно понимаешь. И ты правильно боишься. Чем больше в мир входят книги о зле, тем сильнее оно становится.
Всё же он должен был спросить…
— А что, вампиры и правда существуют?
Претор нахмурился. Было заметно, что его подмывало крикнуть, губы подрагивали, но он заставил себя некоторое время помолчать и только когда успокоился, ответил:
— Сколько людей, столько и миров, а у каждой избушки — свои игрушки. Есть и вампиры, и оборотни. Кто специально нервы треплет, тот и вампир, а садисты, наслаждающиеся страданиями и бессилием жертв — настоящие звери в человеческой шкуре.
— А тот, кого я должен защищать, он кто? Первый или второй?
Старик вздрогнул.
— Тебя позвал сиэхсита, — судорога исказила лицо претора, словно у него заболел зуб. — Он уже вторые сутки ведет песнь и только Небу известно, над чьими ярангами сейчас хлопают вороньи крылья, и найдется ли в том несчастном крае умеющий писать.
Старик протянул руку, схватил Семёна за запястье и повел за собой — во тьму. Его пальцы были такими же сильными, как и у воина, доставившего патрона в подземелье. Железная дверь, из которой сиял свет, осталась позади. Они шли в кромешном чернильном мраке. В ушах звенело. Был слышен только шум бьющихся в груди сердец и хрип дыхания. Старик дышал с присвистываем, как старый курильщик или астматик. Гипсовый зал стал настолько черен, что невольно хотелось пригнуться и ноги приходилось поднимать выше. Страх подсказывал, а вдруг ты ударишься головой о какую-нибудь балку или на земле могут оказаться камни? Но разум успокаивал: «Здесь настолько высокие потолки и ровный пол, что в этом подземелье можно проводить соревнования по баскетболу. Твое тело поступает так, как и должно в сложившейся ситуации. Им командует обычный первобытный страх перед неизвестным, невидимым, и разум тут бессилен».
Как ни успокаивал себя, но ужас медленно и неумолимо вползал под кожу. Невозможно от него отмахнуться, как от надоедливого слепня. Страх сильнее. Переставляя ноги в кромешной тьме, ощущая стальную хватку чужих пальцев на запястье, вдыхая стерильный лишенный какого-нибудь запаха воздух, чувствуя тошноту от козьего молока, и с каждым мгновением понимая, что это только начало, Семен покорно шел в пустоту, в пустоте. Ему до боли снова захотелось вдохнуть аромат свежей зелени после дождя, услышать птичий гам, а не шарканье подошв по мертвому шершавому гипсу.
У всего есть начало и конец. Его путешествие началось с ощущения счастья, а завершается корчами животного ужаса. Вдруг вдали показалось светлое пятно. Оно было похоже на четвертинку бледной, пробивающейся через тучи луны. Там за поворотом горит свет. Это может значить только одно: завершается путь и наступает время испытания. Он не любил стоматологов, боялся и в детстве и взрослым — считал посещения зубников некой единицей измерения страха, — но сейчас обжигающий его внутренности ужас был в миллионы раз сильнее. Такого раньше ему не приходилось переживать. Даже когдаперелазил через балкон к соседям и чуть не сорвался с карниза; когда, попав в аварию, сломал руку, разбил голову — потом неделю тошнило и кружилось все перед глазами, — но ТАКОГО страха в его жизни ещё не было…
Старик подвел его к выдолбленному в гипсе широкому проходу и разжал пальцы. В глубине тоннеля сияли огни.
— Нам сюда.
6. И снова смерть