Хит-парад в Нэшвилле

Дон Пендлтон Хит-парад в Нэшвилле

Принадлежность к типу есть конец человека, его осуждение. Если... он свободен от себя, крупица бессмертия достигнута им.

Борис Пастернак, Доктор Живаго

Меняются не вещи, меняемся мы.

Генри Дэвид Торо

Вопрос не в том, меняюсь ли я, а в том, как меняюсь. Конец изменений — смерть.

Мак Болан

Пролог

Одетый в черное высокий человек стоял в глубокой задумчивости, напряженно вслушиваясь в приглушенные звуки ночного города и ленивый плеск могучей Миссисипи, которая текла у него за спиной, неся с собой призрачные голоса вечности.

Вечность... именно вечность. Бегущий поток был похож на жизнь мятущегося человека — такой же неизменный и непрерывно меняющийся. Воды возникали из какого-то невидимого начала и торопились исчезнуть в невообразимой бесконечности; не было ничего постоянного, ничего определенного, но, тем не менее, течение вод было вечным... вечным, как само время.

Болан знал, что русло и берега — еще не река. Но и воды еще не делали реку рекой. Н2О — огромная масса, неисчислимое количество молекул, спаянных воедино химическими связями и медленно текущих из ниоткуда в никуда.

Так же, как и человеческая жизнь.

Так в чем же причина этого возвышенного ощущения вечности? Что есть река, если она — не берега и русло, не кислород и водород, соединенные в единое целое и устремленные из вечности в вечность? Что есть человек, если не кровь и плоть, не энергетика и живая ткань, соединенные в единое целое и переходящие из ничего в ничто?

Вопрос был чисто схоластическим. И Болан уже знал на него ответ. И человек, и река были событиями, существовавшими в пространстве и времени. Бесконечными событиями, выходящими за рамки пространства и побеждающими время, и потому — вечными.

Вечная Миссисипи... бормочущие голоса из-за пределов пространства и времени.

Болан вздрогнул и тряхнул головой, сбрасывая с себя наваждение. Сейчас не время рассуждать о вечности. У него была работа, которую предстояло сделать, и назревали события, которые требовалось подтолкнуть в нужном направлении.

Пришла пора пришпорить ритм жизни в этом старом, историческом городе. И Болан знал, как это сделать.

Он бросил быстрый прощальный взгляд на каменные бастионы Парка Конфедерации и мысленно отдал честь этому символу человеческого героизма и самопожертвования. Затем он бесшумно шагнул в темень и стал живой частью вечной ночи, оставив позади гордый Мемфис — «Обитель доблести». Да, Мак Болан знал, как и где применить шпоры.

Глава 1

Он был оснащен всем необходимым для «мягкого проникновения»: черная в обтяжку одежда, легкое вооружение, состоявшее из бесшумной «беретты», пневматического пистолета «кроссман», стилета и удавок. Руки и лицо, покрытые черной камуфляжной краской, практически растворялись в ночной темноте.

Целью Болана был невзрачный склад, ничем не отличимый от многих других в этом оживленном речном порту; его очертания мрачно проступали из чернильного мрака — близился час ночного колдовства. Из грязных окон на верхнем этаже просачивался слабый свет, а над дверью конторы висела желтая лампочка без колпака, тускло освещая малюсенький пятачок перед тонущим в густой ночной тьме зданием. По всем внешним признакам фирма «Дельта Импортерс» была погружена в сон, как и большинство других в порту Мемфис.

Но Болан знал, что это не так.

Он приближался к цели как бесплотный сгусток тьмы, невидимое порождение ночи, готовый мгновенно обнаружить любую опасность, поджидавшую его на территории противника. Одинокий охранник стал легкой добычей. Болан обнаружил его, когда тот совершал обход здания. Бесшумная стрела, посланная из «пеллгана», мягко поцеловала бедолагу, погрузив его в спокойный сон.

Пока все шло нормально, но, взглянув на наручные часы, человек в черном мрачно усмехнулся. Задача была исключительно трудной, все зависело от удачи, от того, какие кости выбросит судьба.

С реки донесся крик ночной птицы, камнем упавшей с небес на беспечную добычу. На востоке неоновые огни реклам образовали бледную светящуюся ауру над раскинувшимся вдоль реки городом: здесь же царила непроглядная темнота.

Болан неподвижно стоял на коленях у стены здания, следя за торопливым бегом секундной стрелки. У него не было никакой уверенности не только в успехе своей миссии, но даже в правильности самого замысла. Но мосты уже сожжены. Он бросил быстрый взгляд в северном направлении, тщетно надеясь, что глаза увидят то, что не слышат уши, подумав при этом, что он, вероятно, самый большой дурак на земле.

Нет, у него не было уверенности в том, что он поступает правильно.