Тело Боржевского предали земле, а влюбленные прекрасно провели время на русской Ривьере. У Шталя были деньги, полученные после развода, и они не стесняли себя экономией. Впрочем, служанкам Мария Николаевна говорила, что Шталь импотент, он просто забавляет ее; будущее свое она с бароном не связывает. Вскоре они, и вправду, расстались.
В ночь на 27 января 1904 года 10 японских эсминцев внезапно атаковали русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура. 28 января Япония объявила войну России. Барон, офицер запаса, в составе конной артиллерии, убыл на фронт. Вскоре барона ранили, и он возвратился в Киев.
Шталь влюблен в Тарновскую. Она цинично объяснила ему: взаимность стоит дорого. Барон готов купить ее любовь.
Шталь застраховал свою жизнь в пользу Тарновской и через два дня, 4 января 1905 года, в Киеве, в половине первого ночи застрелился на улице у анатомического театра. Владимир Александрович пустил себе пулю в рот. Перед смертью он был в мундире, при шашке с аннинским темляком. За полчаса до смерти его видели в ресторане «Версаль» на углу Фундуклеевской и Нестеровской улиц. При бароне нашлось предсмертное письмо: «Сознательно лишаю себя жизни; это мое право. В погребении не нуждаюсь, и свой труп прошу предоставить анатомическому театру. Прапорщик конной артиллерии Владимир Шталь. Письма к родным у меня в кабинете в третьем томе “Истории” Шлоссера».
Как сообщили киевские газеты, покойному было 32 года.
После его смерти Тарновская предъявила страховку и письмо Шталя: «Своим честным словом и всем, что осталось во мне незапятнанного и сильного, обязуюсь я, Владимир Шталь, перед Марией Николаевной Тарновской, сделать все, что она мне прикажет во время моего пребывания в Киеве. Заявляю, кроме того, что с моей стороны это не будет жертвой, и что я ничего не требую взамен.
Вырезка из киевской газеты
Я всегда буду действовать во имя той чистой любви, которая овладела всей моей жизнью».
После чудовищной гибели барона Шталя Тарновская получает 50 тысяч рублей по страховому полису, оставленному бароном. Она понимает: в Киеве ей больше не жить. Тарновская довела мужа до преступления, одного любовника до смерти, а другого до самоубийства. Но ей плевать: отныне Мария Николаевна станет профессиональной охотницей на мужчин. Скоро суд над мужем, его отправят в Сибирь, это облегчит ей развод.
Необычайное сочетание быстро возникающей страсти и мстительной жестокости называется в психиатрии синдромом Клеопатры. Египетская царица Клеопатра, как известно, предлагала своим придворным провести с ней ночь с тем условием, что наутро любовник будет казнен. Синдром Клеопатры – это ненасытная жажда подтверждать свою высокую значимость для мужчин и нежелание попасть к ним хотя бы в малейшую зависимость, быть «покоренной». Двойственное, подчиненное положение женщин в обществе вызывало и вызывает у многих из них чувство затаенного недоброжелательства к лицам противоположного пола.
Суд в Гомеле
Дело по требованию министра юстиции, в силу возможности сторонних влияний, из Киева перенесли в Могилевский городской суд. Судебная сессия началась в Гомеле.
Город был заполнен судебными репортерами всех ведущих российских и мировых газет. Одновременно с делом Василия Тарновского шел процесс о знаменитом Гомельском погроме осени 1903 года, когда впервые на защиту единоверцев выступили вооруженные отряды еврейской самообороны. Процесс начался в октябре 1904 года и закончился только в январе 1905-го.
22 января 1905 года начался суд над Василием Тарновским. Защищали его Сергей Андреевский и киевский присяжный поверенный В. Э. Неметти. Даже если бы не Гомельский погром и не привлекательная для прессы история убийства мужем любовника в присутствии жены-изменницы, участие в процессе самого Сергея Андреевского уже производило фурор.
Суд присяжных, появившийся в России в середине XIX века, был невероятно популярен. Судебные отчеты воспринимались тогда, как сейчас ток-шоу, спортивные репортажи и детективные сериалы. Адвокаты в то время были знамениты, как сейчас телеведущие. Их речи заменяли и сценическое действие, и проповедь, и психотерапию. Имена подсудимых становились нарицательными. Имена свидетелей, судей, прокуроров и адвокатов мгновенно становились известны всей читающей России. Судебные залы забивались любопытными, судебными репортерами и художниками. Уже на следующий день все желающие могли ознакомиться с результатами последнего заседания.
Сергей Аркадьевич Андреевский, изгнанный из прокуратуры за отказ выступить обвинителем на скандальном процессе, быстро вошел в ведущую пятерку русских адвокатов. Его речи по делам об убийствах Сарры Беккер и Андреевой читались, как бестселлеры. Он не ограничивался юриспруденцией – переводил Бодлера и Эдгара По, писал стихи и критические статьи. И в дополнение всего, он был хорош собой: высокая, стройная фигура с обрамленной седыми волосами головой казалась воплощением благородного изящества.