Химия смерти

Послышался смех. Их можно понять: они занимались своей работой и встречали в штыки любые попытки вмешаться. Особенно со стороны гражданских. С таким отношением я уже сталкивался.

– Доктор Хантер здесь по поручению старшего следователя Райана. И вы, разумеется, окажете ему всю помощь, какая потребуется. – В голосе Маккензи зазвучало раздражение. Лица вокруг внезапно стали совершенно непроницаемыми, и я понял, что этот выпад пришелся против шерсти. Впрочем, мне было все равно. Я уже сидел на корточках возле полоски мертвой травы.

По своей форме она напоминала контуры ранее лежавшего здесь тела. Силуэт гниения. На земле еще корчилось несколько червей, а на черных раздавленных стеблях снежными хлопьями были разбросаны белые перья.

Я осмотрел одно из них.

– Крылья точно от лебедя?

– Думаем, да, – ответил один из полицейских. – Мы их послали орнитологу на проверку.

– Пробы грунта?

– Уже в лаборатории.

По содержанию железа в почве можно определить, сколько крови впиталось в землю. Если жертве перерезали горло на месте обнаружения трупа, то концентрация железа окажется высокой. Если нет, то рану нанесли либо после смерти, либо женщину убили где-то еще, а тело бросили здесь.

– Что с насекомыми? – спросил я.

– Мы, знаете ли, не в первый раз это проделываем...

– Знаю. Просто хочу выяснить, как далеко вы продвинулись.

Полицейский преувеличенно тяжко вздохнул.

– Да, образцы насекомых собраны.

– И что выяснилось?

– Их по-научному называют «личинки».

Фырканье и сдавленные смешки. Я вскинул взгляд.

– А куколки?

– В смысле?

– Какой у них окрас? Бледные? Темные? Спущенные коконы находили?

Полицейский заморгал, вдруг помрачнев. Смех прекратился.

– Жуки? Много было жуков на теле?

Он на меня уставился, будто увидел ненормального.

– Слушайте, это вам не урок биологии, а расследование убийства!

Ясно. Старая полицейская косточка. Воспитанники современной школы ревностно изучают новые методики, готовы перенять любой опыт – лишь бы помогло делу. Но остаются и такие, кто сопротивляется всему, что не укладывается в их расписанные сто лет назад правила существования. Не раз и не два доводилось мне с ними сталкиваться. Похоже, из таких здесь собрали целый заповедник.

Я обернулся к Маккензи.

– У разных насекомых разные циклы развития. Эти личинки – вот они, видите? – в основном от мясных мух. Мухи трупные и падальные зеленые. При наличии открытых ран можно ожидать, что насекомые прилетят к телу немедленно. Они начинают откладывать яйца в течение часа, если стоит светлое время суток.

Пошарив кругом, я подобрал одну неподвижную личинку и положил ее на ладонь.

– Вот эта скоро окуклится. Чем старше личинка, тем она темнее. Судя по внешнему виду, я бы сказал, что этому экземпляру дней семь-восемь. Я не вижу вокруг никаких коконных фрагментов, а это означает, что куколки еще не выводились. Полный цикл развития мясной мухи занимает четырнадцать суток – стало быть, труп находился здесь более короткое время.

Я выкинул личинку обратно в траву. Остальные полицейские прислушивались, бросив работать.

– Итак, исходя из общего характера деятельности насекомых, мы имеем дело с интервалом где-то между одной и двумя неделями с момента смерти. Я полагаю, вы знаете, что это такое? – И я показал пальцем на следы желтовато-белесой массы, прилипшей к некоторым травинкам.

– Побочный продукт разложения, – холодно ответил полицейский.

– Правильно, – сказал я. – Это липоцера, она же трупный воск. По сути, это мыло, образованное жирными кислотами мягких тканей при разложении мускульного белка. Сильно повышает щелочность почвы, что, собственно говоря, и является причиной гибели мелкой растительности. И если вы внимательно посмотрите на эти белые комочки, то увидите, что они хрупкие и рассыпчатые. Это свидетельствует о довольно быстром процессе разложения, потому как в противном случае липоцера была бы эластичнее. Что согласуется с картиной обнаружения трупа, пролежавшего на воздухе в жаркую погоду, да еще со множеством открытых ран, куда свободно могут проникать бактерии. С другой стороны, липоцеры не так много, что опять-таки согласуется с предположением, что с момента смерти прошло менее двух недель.

Вокруг стояла полная тишина.

– Насколько меньше? – наконец подал голос Маккензи.

– Без дополнительной информации сказать невозможно. – Я посмотрел на хиреющие растения и пожал плечами. – Навскидку, даже с учетом быстрых темпов разложения, я бы дал девять, может быть, десять дней. Если бы дольше, то в такую жару уже наступила бы полная скелетонизация.

Разговаривая, я продолжал взглядом обшаривать мертвую траву, пытаясь отыскать то, что – как я надеялся – могло здесь находиться.

– Как был сориентирован труп? – обратился я к полицейскому.

– Сориен... Чего?

– Голова куда смотрела?

Насупившись, полисмен показал пальцем. Перед глазами всплыли снимки, я представил, как были вытянуты над головой руки, и стал осматривать землю в том месте. Того, что я искал, в траве не нашлось, поэтому я начал разворачивать спираль поиска, осторожно раздвигая пальцами травяные стебли и разглядывая то, что находится возле корней.