Химия Ее Величества

Григорьев был помоложе Олега, но выглядел, пожалуй, старше. Пухлые щеки, прядь черных волос, тронутая сединой, то и дело сползавшая на глаза, придавали его лицу выражение человека, который любит поесть и не любит работать. На самом деле подполковник Григорьев отличался аналитическим складом ума, исполнительностью и настойчивостью.

Поглядев на него, Ермилов прикинул, стоит ли подключать Вадима к проверке по англичанину, скрытому завесой расстояния, тайны и времени, отделявших Олега от объекта его разработки.

Все эти факторы, особенно расстояние и время, становились песчаной бурей, крупицами песка, раздражавшего, застилавшего глаза, но не складывающегося пока хоть в какое-то подобие силуэта, какое удается изобразить песочным аниматорам, рисующим песком на подсвеченном стеклянном столе.

«Я буду строить песчаные замки из предположений и надеяться, что, когда дострою, они не рассыплются от одного лишь недоверчивого вздоха Плотникова».

Олег решил все же заглянуть к Тимохину. Тот теперь возглавлял английский отдел, после того как Сорокин (первый начальник Ермилова в ФСБ) ушел на заслуженный отдых.

«Срочно! – мысленно ворчал Ермилов. – Я ему не подчиняюсь. Что Тимохину вдруг приспичило?»

В кабинете Тимохина его ожидал сюрприз. Там сидел Сорокин собственной персоной. Его борода совсем поседела, а карие глаза все так же живо и азартно блестели.

– Сергей Романыч, вот так встреча! – Олег кивнул Тимохину и пожал руку привставшему Сорокину. Тот улыбался, но чуть натянуто. – Всегда вас добрым словом вспоминаю. С вашей же подачи я тут работаю.

– Ладно, чего там, – стушевался Сорокин. – Я ведь, Олег Константиныч, не случайно, что называется, на огонек заглянул. Вот Юрий Ильич меня вызвал, а затем и тебя.

Ермилов сообразил сразу: если дело касается его и Сорокина, значит, речь пойдет о начале 2000-х годов. Именно тогда Олег работал под началом Сергея Романовича. И пожалуй, только два крупных дела могли заслуживать особого внимания – Дедов и Кедров. С Кедровым все было внятно, закончилось тем, что Кедрова посмертно наградили. А вот в деле Дедова оставалось много мутных болотистых мест, в которые Олег не хотел и тогда влезать, да и теперь.

– Речь о Дедове?

– Ты что-то знаешь? – Сорокин и Тимохин переглянулись.

– Обыкновенная логика, – пожал плечами Ермилов. – А что там может быть нового? Дедов – предатель, и он мертв, покончил с собой, и это не вызывает сомнений. Известия о Ричарде Линли? Так мы с ним, к счастью, никак больше не пересекались после дела Кедрова. Я только узнал, что именно Линли от МИ6 выходил на контакт с предателем Петровым в Болгарии.

– Петров – это лейтенант из НИИ Минобороны? – припомнил Юрий Ильич. – Нет речь не о Линли. Тут дело поделикатнее и серьезнее.

Тимохин человек слегка грузный. Крупный мужик, и конституция у него солидная. Ермилов, сдавая положенные спортивные нормативы, не раз наблюдал, как Юрий Ильич страдает на беговой дорожке. И вроде бы надо держать себя в тонусе (Олег спорт уважал), но в их профессии все же главное – мозги и быстрая умственная реакция, а не физическая.

– Тогда остается одно – Кадровик, – вздохнул Ермилов и попал в точку, судя по вздрогнувшему Сорокину и оживившемуся начальнику английского отдела.

Олег несколько лет назад невольно подставил этого самого Кадровика – Виктора Сергеевича Серова, мимолетно упомянутого предателем Дедовым, подозревавшим, что Кадровик тоже завербован МИ6. Серов, как позже догадался Ермилов, наш разведчик. Но еще не зная об этом, Олег в разговоре со своим приятелем Алексеем Руденко, тогда офицером безопасности посольства РФ на Кипре, сказал о Викторе Сергеевиче несколько резких слов, считая, что его надо плотно разрабатывать, а это отчего-то не происходит. А разговор прослушали англичане, их SAS ШКПС – техническая разведка, занимающаяся радиоперехватом.

Российской разведке из-за болтовни Ермилова пришлось тогда осуществлять глубокое прикрытие Серова. Сперва его посадили в тюрьму, осудив по статьям «госизмена» и «шпионаж», а при первом удобном случае обменяли, «отдали» англичанам, на которых Виктор Сергеевич и работал до тюрьмы, с начала 90-х годов, намеренно подставившись под вербовку по заданию российской разведки.

– Ты о нем еще с кем-то говорил? – хмуро спросил Тимохин.

– Никак нет. Мне хватило прошлого раза, да и то по неопытности. И выговор я тогда получил, – «очередной», мысленно добавил Ермилов.

– «Никакнетом» не отделаешься, – грустно пошутил Сорокин. – С нас всех требуют объяснительные. И ты, и я были невольно осведомлены об истинной сущности Серова.

– Его что, там накрыли? – предположил худшее Олег, похолодев.

– Типун тебе на язык! – пожелал Сорокин. – Просто он в очередной шифровке выразил некие опасения за свою безопасность.

– В чем это проявляется? – недоумевал Олег.

– Ну нас в детали не посвящали, – Тимохин поджал пухлые губы, как обиженный мальчишка. – Однако что-то его здорово беспокоит, раз он решился сообщить об этом в Центр. Серов тревожится – не мог ли кто-нибудь его тут слить, как говорится, вольно или невольно.