Хельгор с Синей реки

Заметив его, семейство распростерлось на земле, поднимая руки в молитвенном жесте. Судя по всему, это было для них чем-то вроде привычного ритуала поклонения верховному существу. Я старательно повторил движения моих хозяев.

Затем снова раздались тяжелые шаги и вслед за первым мамонтом вышел второй, напоминающий того, за которым я следовал. Как потом выяснилось, это был именно он. Мы снова проделали тот же ритуал. Женщины поднялись на ноги, а молодая устремилась туда, откуда мамонты явились к нам. Движения ее были легкими и грациозными.

Тем временем к нам присоединились еще люди: это было семейство, состоящее из мужчины, женщины и ребенка. Во взглядах первых двух сквозило любопытство с изрядной долей недоверия. Мужчина даже угрожающе схватился за копье, но старик урезонил молодого соплеменника и тот стал на меня поглядывать гораздо спокойнее.

У него были крупные, будто грубо вытесанные топором черты лица, крохотные глазки с сильно выдающимися надбровными дугами, еле заметный подбородок. Его спутница отличалась более привлекательной внешностью. Тело у нее было крупным и сильным, а черные глаза сверкали будто у молодой девушки. Их дочке на вид было около пяти лет. Издали ее кожа казалась совсем белой. При виде пришедших я ощутил некоторое замешательство.

Те же с любопытством разглядывали меня: мужчина пытался не обнаруживать своего интереса, женщина, немного робея, интересовалась моим необычным видом, девочка тянулась к медным пряжкам и блестящим стеклам моего бинокля. Старики, судя по всему, в красках рассказывали о нашей встрече.

Тем временем солнце уже совсем опустилось. Время было укладываться спать. Старик направился в пещеру и жестом пригласил следовать за ним. Войдя, я сначала остановился в изумлении. Пещеру освещал странный голубоватый свет, напоминающий свет молодой луны. Причина этого необычного явления так и осталась для меня неизвестной.

Мы взяли по охапке сена, лежащей в глубине пещеры, и устроились спать, кому где больше понравилось. Мамонты же, подобно гигантским часовым, встали у западного и восточного входа в пещеру.

Обилие впечатлений истекшего дня не позволило мне сразу уснуть. Я находился в более чем необычной обстановке, в пещере со светящимися стенами, среди пещерных людей. Жизнь моя зависела от малейшего каприза любезных хозяев или мамонтов. Оставив попытки что-либо понять в происходящем, я наконец отбыл в царство Морфея.

III

Прошло около недели, прежде чем я смог освоиться с людьми, живущими в долине. Насколько я понял, эти шестеро были здесь единственными обитателями. Женское любопытство и болтливость помогли мне не только понимать из язык, но даже немного объясняться на нем. Здешняя жизнь отличалась предельной простотой. Они охотились и занимались сбором фруктов, грибов, а также ягод и сладких корней. Мужчина делил время между охотой и сном. Иногда он занимался примитивным творчеством, высекая на стенах рисунки или занимаясь резьбой по кости. Надо сказать, его произведения были довольно талантливыми.

Довольно скоро я привык к ним, их вид перестал быть для меня чуждым и непонятным. Вскоре я начал считать себя членом их маленького семейства.

Их язык, за исключением гортанных звуков, оказался довольно простым, а набор слов не таким уж обширным. В основном моим обучением занималась молодая женщина.

Я довольно часто оставался наедине с моей учительницей; мы непринужденно болтали как самые добрые друзья. Но однажды во время нашей оживленной беседы солнце вдруг закрыла какая-то громадная тень. Из высокой травы поднялся Авах, муж этой женщины. Он молча стоял перед нами, опираясь на увесистую дубину. Я решил заговорить, чтобы прервать становившуюся тягостной паузу:

— Авах чем-то недоволен?

Он продолжал хранить молчание.

— Авах недоволен, что я наедине с Туанхо?

Вопреки ожиданиям этот вопрос оказался для него достаточно трудным.

— Друг может быть наедине с Туанхо, — медленно произнес он после нескольких минут напряженного размышления. — Друг не может входить в Пещеры Мертвых, пока не даст своей крови. После этого друг станет сыном Мамонта.

Сначала я не понял, о чем идет речь, а затем припомнив о древнем обычае, заявил со всей возможной твердостью.

— Друг даст свою кровь.

Так же молча Авах приблизился ко мне, вынув из складок одежды кремневый нож. Я сперва было заподозрил какую-то хитрость, но отогнал эту мысль прочь, позволив сделать у меня на руке достаточно глубокий надрез. Припав к ране, мужчина начал сосать мою кровь, а затем жестом велел женщине проделать то же самое.

— Теперь друг — сын Мамонта, как Авах и Туанхо, — торжественно произнес он, прикладывая какие-то листья к моей ране. — Ему можно жить во всех пещерах.

Спрятав нож, он так же незаметно скрылся из виду.

Все же потеря крови оказалась для меня ощутимой. С помощью Туанхо, которая это поняла, я добрался до пещеры и провалился в тяжелое забытье.

Моя болезнь продолжалась три дня. Теперь обо мне заботились как об одном из соплеменников.

Находясь среди них, я ощущал, будто по волшебству оказался в каменном веке, и это чувство доставляло мне удовольствие.