Всех этих людей, подобно мне, набег застал в постели. Было несколько буквально нагих, другие делились с ними одеялами, но в Оргорейне лучше не иметь одежды, чем документов.
Они сидели порознь в этой огромной, пыльной яме в полной тьме. Иногда двое начинали негромко разговаривать, но не было никаких жалоб.
Я слышал, как слева от меня кто-то говорил:
— Я видел его на улице перед самой моей дверью. У него была разбита голова.
— Тленна сказал, что они из Пассерара, а из домейна Оверд приехали на грузовиках.
— Но между Овердом и Снувенсином нет вражды.
Они не жаловались, не говоря уже о протесте, когда их закрыли на ночь в холодном складе. Они не понимали, что с ними происходит. Мало-помалу шепот затихал. В темноте слышался лишь плач ребенка.
Когда дверь отворилась, в глаза ударил яркий солнечный свет. Я механически пошел за остальными, не осознав сначала, что меня зовут и не узнав своего имени: орготы могут произносить звук «л».
Кто-то с перерывами выкрикивал мое имя с момента открытия дверей.
— Пожалуйста, сюда, мистер Ай,— сказал человек в красном.
Я перестал быть беженцем. Меня отделили от тех безымянных, с которыми я брел ночью по дороге и чье отсутствие уверенности я разделял в темном складе.
У меня было имя, я существовал.
Какое невероятное облегчение. Я с радостью пошел за человеком в красном.
Контора местного сотрапезничества фермерского центра была в смятении, но и у чиновников нашлось время заняться мной и извиниться за неудобства прошлой ночи.
— Если бы только вы не решили проходить через сотрапезничество Снувенсин,— жаловался один толстый инспектор,— если бы вы избрали обычный путь!
Они не знали, кто я и почему со мной надо обращаться по-особому. Их невежество было очевидным, но какая разница?
Дженри Ая, посланника, надо было принимать с почетом, и они так и поступили.
В полдень я уже направлялся в Мишпори в экипаже, предоставленном в мое распоряжение сотрапезническим фермерским центром Восточного Хомсвашема, район восемь. У меня был новый паспорт, разрешение пользоваться всеми приемными домами в дороге и телеграфное приглашение Мишпорского Первого Сотрапезничества, районного комиссара дорог и портов Ута Шуегиса.
Когда заработал мотор, в маленьком экипаже заработало и радио. Всю вторую половину дня, минуя обширные зерновые поля восточного Оргорейна без единой изгороди — на Гетене нет животных, которых надо было бы выгонять на пастбища,— я слушал радио.
Оно сообщало о погоде, об урожае, о состоянии дорог и предупреждало о необходимости соблюдать на дорогах осторожность, давало самые разнообразные новости из тридцати трех районов, о производствах на многочисленных факториях, информацию о морских и речных судах, о портах. Оно передавало исмештские гимны и снова говорило о погоде. Все было очень мило, особенно по сравнению с тем, что я слышал по радио в Эрхенранге. Ни одного упоминания о набеге на Снувенсин не было слышно.
Орготское правительство, очевидно, не хотело возбуждать волнения. Короткое официальное сообщение, часто повторявшееся, утверждало, что на всей восточной границе свободного Оргорейна спокойно.
Мне это нравилось. В этом сообщении были какая-то уверенность и спокойствие, которыми я постоянно восхищался в гетенианцах. Я радовался, что вырвался за пределы Кархида, несовершенной страны, которую склоняют к насилию параноидальный беременный король и маньяк регент. Я радовался, спокойно двигаясь со скоростью в двадцать пять миль в час по обширным зерновым полям под серым небом к столице государства, чье правительство верило в порядок.
На дороге, в отличие от дорог Кархйда, где приходилось постоянно останавливаться и расспрашивать о направлении, было множество указателей, предупреждающих о необходимости остановиться у очередного инспектора поста такого-то такой-то сотрапезнической области или района. Тут обязательно предъявлялись документы и все проезжавшие регистрировались. Мои документы внушали почтение, и после минутной задержки мне разрешали ехать дальше, вежливо подсказывая, где находится ближайший приемный дом, если я хочу есть или спать. На скорости в двадцать пять миль в час путешествие от границы Мишпори довольно значительное, и я провел в пути две ночи. Пища в приемных домах однообразна, но изобильна, постели вполне приличные, не хватает только уединения. Впрочем, путники в этих домах проявляли большую сдержанность. Ни на одной из остановок не удавалось мне завести знакомства или завязать разговор, хотя я неоднократно пытался это сделать.
Орготы казались не враждебными, а просто нелюбопытными. Они были бесцветны, однообразны и аккуратны. Мне они нравились. С меня хватило двух лет цвета, гнева и страсти в Кархиде. Я с радостью принял перемену.
Двигаясь по восточному берегу великой реки Кундерер, я на третье утро прибыл в Мишпори, самый большой город на планете.